О, этот вьюноша летучий! - стр. 79
– Я знаю, читал, – проговорил Красин.
– Это приятно. Даже ошибки молодости вызывают приятные воспоминания. Таков человек. Очарование объективированным миром неизгладимо…
Он смотрел на Красина прохладным любопытным взглядом, словно на кусок минерала.
Илья провалился по пояс в припорошенную снегом полынью, но Берг лег пластом на лед и протянул ему руку.
На косогоре над рекой появилась конная стража. Пули прочертили следы по насту.
Философ вдруг вытаращил глаза, оскалился и высунул язык. Через мгновение страшный этот лик пропал.
– Извините, это у меня такой тик, не обращайте внимания. Итак, я хочу сказать, что менее всего смысл революции понимают революционеры и контрреволюционеры. Первые судят греховное общество и в суде своем не видят истины, вторые упорствуют в своей неправоте и тоже смысла не видят. Между тем революция – это малый апокалипсис истории, она есть прохождение через смерть, неизбежное следствие греха…
За осиновой рощей алел рассвет, а с реки все гукали выстрелы, и эхо доносило матерщину стражников.
«Врешь! Апокалипсис? Врешь! – зло думал Берг. – Революция – это жизнь, юность, любовь! Это весна!»
– Еще в 7-м году я предсказал победу большевикам, – продолжал философ, – но будет ли это та победа, которая рисуется сейчас вам? Свобода, которую вы принесете миру, будет свободой без радости, механической свободой сцепленных друг с дружкой рычажков…
«Врешь!» – почти вслух крикнул Берг.
– Коля, быстрей, Коленька! – задыхался рядом Илья.
«Врешь! Раскаркались мистики! Наша свобода будет свободой каждого для всех и всех для каждого! Мы построим новое общество и…»
Пуля, попавшая в затылок, оборвала эту мысль Николая.
– В марксизме есть стремление к мессианству, и потому русский народ примет его, ибо и ему это свойственно. Однако произойдет в конце концов подмена марксизма русской державной идеей, и все вернется на круги своя, и так будет всегда до самого конца…
– До какого конца? – спросил Красин.
– До конца истории, до Большого Апокалипсиса…
Лихарев лежал в кустах, сжимая березовый дрын. В роще перекликались ищущие его, как дичь, стражники. Вот совсем рядом мелькнули серый конь, румяные щеки… Лихарев бросился вперед, огрел дубиной стражника, стащил с коня, подхватил карабин и прыгнул в седло.
«Врешь! – зло думал он. – Все врешь, марксист-расстрига! Мы победим не державной идеей, а огромным знаменем интернационализма, братством рабочих всех стран!»
– Коля, Коля, – шептал он уже на скаку и не вытирал слез.
– Вы не сказали ни слова в ответ, Леонид Борисович.
– Я слушал вас и думал.