О душах умерших людей - стр. 4
Болотов во всем знает меру. «Гулянья и танцованья» не могли совратить его с избранного пути: «Я старался час от часу делаться постояннейшим и вместо того, чтоб по примеру прочих молодых моих сверстников и сотоварищей гоняться за женщинами, посещать всякий раз трактиры и шататься из гостей в гости, я старался колико можно от того удаляться и вести жизнь совсем не по летам моим, а прямо философическую <…>»[12]. И действительно, Болотов начинает всерьез заниматься философией. Первоначально его увлекает вольфианство, с которым он знакомится по сочинениям И. Г. Готшеда. Это не случайно. Учение Христиана Вольфа давало четкую и ясную схему устройства мира и ясные эпистемологические ориентации. Хр. Вольф был популярен в России и среди русских мыслителей[13], которых привлекала универсальность его системы и ее энциклопедическое содержание. Как известно, учеником Вольфа был М. В. Ломоносов. Во время пребывания Ломоносова в Марбурге он вел занятия по 16 предметам: логике, философии, естественному праву и праву народов, политике, географии, хронологии, астрономии, математике, теоретической физике, механике, оптике, гидравлике, военной и гражданской архитектуре, пиротехнике[14]. Таким образом, русские студенты не только могли приобщиться к эрудиции знаменитого ученого, но и получить урок энциклопедического взгляда на мир. Именно вольфианская выучка, на наш взгляд, сформировала гений Ломоносова, который одинаково уверенно чувствовал себя как в физике, химии, так и в филологии и истории.
Однако в учении Вольфа было два подводных камня, неприемлемых для российских мыслителей. Это учение о предустановленной гармонии как способе объяснения соединения души с телом и рационалистическое учение о Боге. Российские мыслители предпочитали новейшим сочинениям аристотелевскую концепцию «физического втечения». Декартовско-мальбраншевская «система случайных причин» и «система предустановленного согласия» Лейбница – Вольфа казалась им некорректной с точки зрения морали, так как делала Бога ответственным за все события и поступки, в том числе осуждаемые морально[15]. Кроме того, им казалось невозможным стремление Вольфа (а позже и других немецких философов) делать Бога объектом рационального исследования, предполагавшим, что Метод более универсален, чем Творец.
В истории философии, написанной архимандритом Гавриилом, в статье о Вольфе, которая носит название «Лейбницев редактор», автор пишет: «Идеи Лейбница, исключая учение о монадах и гипотезы предопределенного согласия, в Германии распространил Христиан Волф, который через занятие математикою, философиею Картезия, сочинениями современника лейбницева Ватера Чирнгаузена, сделался одним из затнейших философов школы догматической. Его услуга состоит в том, что он умел основательно и в систематической связи представить все учение Лейбницево при помощи метода, называемого математическим; а недостаток его заключается в том, что он преувеличил этот метод и подчинил его всем тонкостям формализма. Можно сказать, что он своею медлительностью и бесполезным разбором логических понятий содействовал к происхождению отвращения к занятиям умозрительным, и в особенности к изысканиям метафизическим. Нравственность, которой он учил, основывалась на следующем главном правиле: делай то, что усовершает тебя и твое состояние. Поелику все то, что делает нас и наше состояние совершеннейшим, называется добром, а все то, что делает нас и наше состояние несовершеннейшим, называется злом: то некоторые из последователей Волфия выражают его начало следующим образом: делай добро и уклоняйся зла. Но сей закон Волфия дышит самолюбием, а потому противен природе существа одаренного разумом, который обязывает нас стараться о усовершенствовании других, иногда даже с ущербом собственного благоденствия»