О чём шепчет лес - стр. 6
Шёл одиннадцатый день пути, когда Джордж вынужден был просить беременную жену сойти с телеги. Солнце тогда стояло высоко, и земля снова жгла ступни. Воздух пах горячим песком, а мягкий горизонт растекался перед глазами, точно плавящееся масло. В их семье сроду не было болтливых, но сейчас все молчали намного больше обычного. Даже Айдан – кудрявый щенок дворняги, подобранный сыном, – перестал скулить, и, казалось, впервые в жизни спрятал язык – несмотря на беспощадно жалящее солнце. Самой большой радостью очередного дня их пути стал старый, покосившийся указатель, буквы на котором едва читались. Джордж объявил перерыв.
Он снял с пояса флягу и передал Бетти, настояв проследить, чтобы дети выпили по три глотка каждый; ей он дозволил два; Айдану – не ради самого щенка, но ради сына, – полагался всего глоток. Сам он пить отказался и негру не дал. Последней оставалась кляча – худая и совсем плохая: живот у неё совсем втянулся, кожа обтягивала голые кости. Ей этот путь дался тяжелее, чем кому-либо другому. Он же станет для неё последним. Когда они доберутся до города, Джордж проследит, чтобы лошадь ушла с миром, но сейчас он ещё не мог её отпустить – больше тащить телегу просто некому.
Джордж помнил эту клячу ещё маленькой кобылкой – резвой, любопытной, но очень боязливой. Тогда ещё молодой Карл Ламберт купил её на ярмарке только лишь для того, чтобы сын мог играть. Первое время он неустанно твердил, что кобыла принадлежит только Джорджу, но уже через год запряг её и отправился пахать. Джордж видел, как тяжело молодой лошадке, и всем сердцем беспокоился за неё. Он даже имя ей дал – Мэри. Лучшее, какое, как он сам считал, можно придумать для лошади. Отец же, едва услышав это обращение, высек его и потребовал никогда впредь не произносить это имя. Джордж урок усвоил и вот уже больше двадцати лет называл клячу по имени только шёпотом, почти прижимаясь губами к её большому пушистому уху.
– Мэри, – прошептал он, прикладывая к тёмным мясистым губам горлышко, – попей, милая Мэри.
Лошадь сначала повела мордой, но потом лизнула флягу языком и приоткрыла рот. Когда Джордж отвёл флягу, кляча возмущённо, но тихо заржала. Её животную жажду эти капли не утолят – Джордж понимал это, – но сейчас им всем нелегко. Он легко ударил ладонью по крупу лошади, и та мерным шагом побрела вперёд. Он и сам шёл рядом, а справа от него – жена и негр.
Телега перекатывалась неохотно, с натугой, а днище продолжало скрипеть. Неужто и детей придётся ссаживать? Он не мог рисковать телегой, и пришлось выбирать. Анна – девушка; зато Питер – будущий мужчина. Джордж решил быстро, но сын к тому моменту удачно задремал. Разбудить мальчика, чтобы отправить его стаптывать молодые ноги о твёрдую почву? Нет, думать сейчас надо совсем не о том.