О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами - стр. 6
– О нет, Maman это не понравится.
Маленький Симон вдруг опять прижался к Флоранс.
– Он хочет распилить наши стулья? – с ужасом спросил он.
– Нет, нет, – заверила племянника Флоранс. И посмотрела на меня: – Все нормально, Пол, ты быстро привыкнешь сидеть за столом боком.
– Ma chérie![15]
В кухню быстро вошла женщина. На ней было коричневое платье-кафтан, а потому не представлялось возможным угадать, была она тощей, как селедка, или такой же грузной, как ее обеденный стол. Она бросилась к Флоранс и звучно поцеловала ее в обе щеки. Пока они стояли, обнявшись, я успел заметить, что мадам Фло-старшая была очень фигуристой для своего комфортного пятидесятилетнего возраста.
– Maman, je te présente Paul[16].
Maman повернулась ко мне. Я улыбнулся ей, всем своим видом воплощая благодарность юноши к женщине, выносившей его возлюбленную.
Мать Флоранс тепло улыбнулась в ответ и положила руку мне на плечо, чтобы я приблизился и она смогла поцеловать и меня. При этом я заставлял себя не думать о том, что пышный бюст тещи касается моей груди.
– Enchanté, Madame. Vous allez bien?[17]
– Можешь звать меня Бриджит, – сказала она, побуждая меня сразу же перейти на «ты». – Qu’il est mignon![18] – прибавила она со смехом и снова поцеловала меня в щеку. Mignon, насколько мне было известно, означает «прелестный». Впрочем, этим же эпитетом обычно награждают морских свинок.
Бриджит была миниатюрной и грациозной, как и ее дочь, но совсем не походила на индианку. Ее волосы, подстриженные густым бобом, были темно-рыжими – в такой цвет красятся брюнетки, скрывая седину, – а кожа была очень светлой. Она улыбалась так же жизнерадостно, как и Флоранс, у нее были такие же смеющиеся глаза, и вообще она излучала вселенскую любовь к человечеству.
И я не думаю, что все это было заслугой прозака.
Мы обменялись сжатыми резюме. Она работала учительницей начальных классов, an institutrice, в школе в пригороде Тура. Я отрекомендовался как будущий владелец английской чайной.
– Ah oui, Maman[19], – вмешалась Флоранс. – Я увольняюсь, хочу работать в чайной.
– Что?
Я вдруг стал выглядеть не таким уж mignon. Нетрудно было догадаться, что из безобидного экзотического бойфренда я разом превратился в источник тлетворного влияния, убедив бедную дочурку мадам отказаться от гарантированного заработка. Вселенская любовь испарилась, уступив место нескрываемому осуждению.
– Oui, Maman, mon boulot me faisait chier. – Флоранс заявила, что от этой работы у нее понос, как будто офисные работники в большинстве своем предпочитают мучиться запорами.