О бедной сиротке замолвите слово - стр. 56

– Или ты…

Да уж, а надо было предвидеть, что длинный язык до добра не доводит.

– Садись, – велела я и сама присела. Все-таки слабость еще ощущалась здорово. – И послушай, что ты вообще помнишь из детства?

Она пожала плечами.

Задумалась.

И снова пожала плечами.

– Мы жили… и мама часто плакала… потому что… отец ушел… бабушка говорила, что он вернется… она с нами жила и… она многому меня научила…

Надеюсь, не тому, как правильно варить запрещенные – а теперь я знала, что зелья, влияющие на личность, запрещены, – эликсиры.

– Потом отец вернулся и…

– Семья воссоединилась и стала крепче, счастливей…

По тому, как скривилась Мелисса, я поняла, что со счастьем явные проблемы возникли. Но тут уж сами виноваты…

– А теперь подумай. Да, папаша мой бросил твою маму и сбежал к моей… – я потянула за прядку. Еще немного, и в хвост собирать можно. – И из того, что я помню, жили мы не сказать чтобы очень богато, но вполне счастливо. Он был другим… веселым… смеялись они много и часто… и строили планы… мы ездили на море и…

Я замолчала, вовремя сообразив, что мои счастливые детские воспоминания будут несколько лишними.

– А в один прекрасный день все изменилось.

Я закрыла глаза.

Время к обеду. Я вернулась из школы… кажется, мы собирались… в цирк? Или в кино? Или просто на прогулку? Главное, что пятница и впереди выходные, а значит, можно побездельничать.

Обед.

И мама, которая порхает по кухне, напевая что-то веселое… гиацинтовый аромат ее духов… то есть я знаю, что гиацинтовый, потому что папа так сказал. А я запомнила.

Мне слово понравилось.

Было в нем что-то невообразимо чудесное.

На маме сиреневое платье с пышной юбкой. Помню тонкий белый поясок. И волосы, уложенные аккуратными локонами… браслет на запястье, с колокольчиками… его папа сделал.

– Ешь хорошо, – мама пытается быть строгой, но ее переполняет счастье, а потому строгости не хватает. И она в порыве чувств целует меня в макушку.

Он открыл дверь своим ключом.

Не стал переобуваться, и это показалось странным, потому что отец всегда снимал туфли в коридоре. У него имелись тапочки, большие, разношенные, клетчатые. Он иногда терял один, и я искала.

И это тоже было игрой.

– Я вынужден сообщить крайне неприятную новость…

Он стал чужим.

Этот мужчина в сером костюме.

Отец ненавидел костюмы и даже на мою линейку приходил в свободных брюках и свитере, утверждая, что эта одежда делает его свободным. А тут вдруг… белая рубашка. Галстук и аккуратный узел… запонки с камнями. Перстень на мизинце.

Меня очаровал черный камень, в котором будто тонули искры…

– Маргарита, иди к себе, – велел он.