Нюрнберг. На веки вечные - стр. 38
Одни вопросы. Как знать, думал Даллес, может вечерний отчет Келли что- нибудь, да даст? Конечно, он не обязан был отчитываться о своих беседах с подсудимыми устно и гласно, но наверняка сделает это – вопрос вменяемости подсудимых не терпит отлагательства!
Уже вечером психиатр в компании делегатов докладывал в ресторане «Гранд- отеля» о своих успехах. Даллес отошел подальше, чтобы не злить лишний раз и без того не расположенного к нему Вышинского, но, несмотря на это, отчетливо слышал громкую речь подвыпившего доктора.
– Идиоты! – всплескивал руками Келли, окруженный толпой обвинителей. Тех, понятно, интересовал внутренний мир полузверей- полулюдей, с которыми завтра предстояло работать в рамках процесса, а кто, кроме психолога, мог охарактеризовать его лучше? Келли же самому впору было примеривать на себя лавры прокурора, так ярка и эмоциональна была его, подбодренная алкоголем, речь. – Как доктор вам заявляю, они явно ненормальные!
– Было бы странно, если бы вы сказали, что они абсолютно нормальны! – поддержал его второй обвинитель от Великобритании, Максуэлл Файф. – Разве может нормальный человек сотворить такое?!
– Определенно, нет. Но обо всем по порядку, господа… Сегодня я встретился с Франком и Розенбергом. Что касается Франка, то человек этот исполнен противоречий. В разговоре он старается уходить от своей роли в нацистской партии и государстве и все время говорит о том, что был противником тех или иных решительных мер, предпринимаемых Гитлером. Старался, дескать, сглаживать острые углы, сокращать применение смертной казни, делать саму юридическую процедуру максимально гуманной и правовой… На что я начал приводить неопровержимые доказательства тех бесчинств, что творились в Польше в период его генерал- губернаторства. Да что бесчинств, кровопролитий! И какую, вы думаете, он избрал тактику? Перевел тему. Сказал, что его, человека тонко чувствующего, поклонника искусства, запихнули в маленькую тесную камеру и пытают только потому, что он занимал в рейхе номинальную должность, а сам только и делал, что воевал с Гиммлером!
– Обычная тактика, – процедил главный обвинитель от Британии, Хартли Шоукросс. – Надо же ему как- то защищаться. Что тут неадекватного?
– Неадекватна именно психологическая картина его личности. Конечно, он был поклонником искусства, и правоведом был, и даже миротворцем, в каком- то смысле слова. Но почему тогда позволял твориться геноциду в Польше?
– Должность такая…
– Я не об этом. Что внутри него позволяло ему подписывать расстрельные списки и провозглашать идеологию уничтожения польских евреев? Вот возьмем личность Франка. Она дуалистична. Франк настоящий, потомственный юрист, тонко чувствующий человек и ценитель искусств. Он далек от кошмара и мерзости концлагерей и «четырехлетних планов». К ней близка вторая личность – палача и садиста. Конечно, вы можете мне возразить, можете сказать, что он становился двуликим Янусом, когда речь шла о его обогащении и ради собственных выгод. Но нет, господа. В таком случае он в разговоре со мной смело валил бы вину на других, а сам бы прикрывался ширмой обогащения и выполнения приказов. Он же избрал совершенно другую тактику. Он уходит от ответов на эти вопросы. Подменяет ответы иными, удобными себе, а вернее, той, первой личности. Прячется от них за ширму «ценителя высоких искусств». Значит, что? Значит, налицо раздвоение, то бишь шизофрения…