Новый Рим и славяне. Византийские мотивы славянства и Руси - стр. 6
В этот момент двери распахнулись, и в окружении своей свиты в зал, словно выплеснутая шумной морской волной, влетела взволнованная и прекрасная Феодора. Помещение заискрилось световым потоком женских одеяний, дорогих тканей, блеском золота и драгоценных камней. Румянец пылал на ланитах царицы, большие синие глаза её горели, алые уста были сжаты, но готовы к призыву и откровению. Сама же она была облачена в багряные одежды. Вместе с императрицей и её окружением в зал, наполненный чадом благовоний, ворвались струи свежего воздуха и запах молодых женщин, так что предводителю симмахов действительно почудилось дуновение морского ветра. Так сильный прибой швыряет волны на скалы или каменный причал, разбивая и рассыпая морскую воду мириадами мельчайших брызг и капелек. Стихия волнует, будоражит сердце и воздух, напоённый морской влагой и свежестью, легко и с упоением вдыхает всей грудью человек. Сердце Хилвудия взлетело вверх, ибо рядом с императрицей была та, кого он боготворил и давно хотел увидеть. Тут стратиг услышал взволнованный хрипловатый голос базилевса:
– Если бунтовщики захватят дворец, то пощады не будет никому. Сегодня с утра я уже был на ипподроме и клялся бунтовщикам Святым Евангелием в том, что прощу и забуду все их преступления, если они оставят оружие и успокоятся. Я обещал выполнить все их требования, но они были непреклонны. Раскаяние моё, видимо, запоздало. Они не хотели верить мне. Чего только мне не довелось услышать сегодня! В ответ на мои клятвы и призывы звучали угрозы и насмешки: «Лучше бы не родился твой отец Савватий, он не породил бы убийцу!». «Ты лжешь, осёл! Ты даёшь ложную клятву!». Толпа осыпала оскорблениями базилису…
Юстиниан посмотрел на ещё более порозовевшую лицом супругу и продолжал свою речь:
– Конечно, можно ещё потерпеть недолго и, укрывшись во дворце, дождаться подхода надёжных войск. Но сейчас сил для обороны дворца недостаточно. Да и корабли с верными моряками уже подошли к пристани и готовы принять на борт и нас, и весь наш двор. Мы должны решиться… – на этом император осёкся и обвёл глазами присутствующих.
И тут раздался сильный и красивый голос Феодоры:
– Лишним было бы теперь, кажется, рассуждать о том, что женщине неприлично быть отважною между мужчинами, когда другие находятся в нерешимости, что им делать и чего им не делать. При столь опасном положении должно обращать внимание единственно на то, чтобы устроить предстоящие дела лучшим образом. По моему мнению, бегство теперь больше, чем когда-нибудь, для нас невыгодно, хотя оно вело бы и к спасению. Тому, кто пришёл на свет, нельзя не умереть; но тому, кто однажды царствовал, скитаться изгнанником невыносимо! Не дай бог мне лишиться этой багряницы и дожить до того дня, в который встречающиеся со мной не будут приветствовать меня царицею! Итак, государь! Если хочешь спасти себя бегством, это нетрудно! У нас много денег; вот море, вот суда! Но смотри, чтобы после, когда ты будешь спасён, не пришлось тебе когда-нибудь предпочитать смерть такому спасению. Нравится мне древнее изречение, что царская власть – лучший саван.