Новый Рим и славяне. Византийские мотивы славянства и Руси - стр. 2

Но более всего Хилвудия, как молодого и смелого мужчину, привлекали тонкая женская красота и надменное благородство гречанок. Среди них выделял он одну из окружения самой императрицы Феодоры. Та приходилась базилисе племянницей. Однажды увидев её в числе женщин, окружавших «госпожу ромеев», он не мог забыть её больших, томных, синих глаз, оценивающе и вызывающе смотревших на мужчин. В глазах этих светились ум, знание своей красоты и превосходства. Не мог забыть он её длинных чёрных ресниц и тонких подведённых бровей. С болью и неодолимой ревностью в сердце замечал он румянец страстного возбуждения на её щеках и лёгкие тени под глазами, вызванные, верно, бессонными ночами, что наполнены были любовными плотскими утехами. Он не знал, да и не хотел знать, кто был тот счастливец-мужчина, кому дарила она свои ласки. Но не оставляли его сердце её чувственные, алые, полнокровные, чуть припухшие уста, скрывавшие красивые белые зубы. В сполохах ночных костров воинских станов чудились ему локоны и густые пряди её каштановых волос, в которых словно сверкали вспышки и искры затухающего огня. Кисти её рук с тонкими дланями и тонкими долгими перстами, способными подарить неземное наслаждение и ласки мужчине, как речные белые лилии или ароматные жёлтые кувшинки, казалось ему порой, обвивали его, когда среди жаркого дня он шёл в речную прохладу реки, чтобы освежить мокрое от пота и трудов тело. Её груди, тонкая талия, стройные бёдра, ноги и нежные стопы, скрытые складками одежд из китайского шёлка цвета золотистого ореха, трепетно волновали его воображение.

Конь стратига заскользил передними копытами по мокрой гальке на склоне дороги у поворота реки и опасливо заржал. Ему ответили жеребцы, идущие следом. Это заставило Хилвудия очнуться, как от сна, и с тревогой громко, повелительно молвить:

– Ратиборе! Вели еси ити вои брегом на стороже (Ратибор, вели двигаться воинам вдоль берега осторожно).

– Добре, княже, – отвечал его юный соратник и, развернувшись в седле, прокричал:

– Дружина! Комони брегом на строже держати! (Дружина! Лошадей у берега попридержать!)

– Мыслю, тещи еще три дни (Думаю, добежим до места за три дня), – уже спокойно промолвил Хилвудий.

– Не мене, княже, – согласился Ратибор.

– Царь писал есть: «Ти, Хилвудие, како мози вборзе веди свои анты Црюграду». Де торопити ся воеводы (Император писал: «Ты, Хилвудий, как только можешь скорее веди своих антов в Константинополь». Де, торопитесь воеводы), – добавил стратиг.

– Чернь да робы взмястили ся внезапу. Худо есмь царю да суть вятшим мужъм? (Чернь и рабы подняли восстание внезапно. Плохо императору и знати?), – то ли сказал, то ли спросил Ратибор с иронией, сощурив зелёные глаза.