Новый мир - стр. 21
– Она покрошится – говорю ей, когда Лили уже вытягивает из подставки нож побольше.
Показывает пальцами:
– Нет, внутри она мягче.
– Поверь мне – я стучу хлебом по шкафчику и Лили смеется – видишь? Я же сказал. Не будем резать.
Первое время жизнь с Лили представлялась мне, как жизнь с Майком. Тоже ребенок, младше его всего на пару лет. Такой же геморройный. Но довольно скоро я понял, что Лили сильно отличается от Майка. Она веселее, проще – и что греха таить, намного сообразительнее. От нее намного больше пользы. Она довольная хитрая.
Конечно, в силу своих лет, она не вундеркинд. Но порой мне кажется, что будь у меня вместо ребенка не Майк, а Лили – быть может, и я был бы другим отцом.
Но я не ее отец, она не моя дочь и я даже не собираюсь (и никогда не собирался) примерять на нас эти роли. Мой единственный ребенок погиб в первые дни, и я так и не смог его похоронить в вакханалии ужаса, которая началась в последующие дни. Его тело до сих где-то в морге или где еще, наверное уже давно разложилось и сгнило. Не знаю, как скоро происходят эти процессы. Возможно, так же где-то гниет и его мать, и ее муженек. И мои родители, которые перед этим, скорее всего, убили не одного выжившего.
А с Лили мы просто выживаем друг за счет друга, пока обоим это удобно.
Она помогает мне не одичать, а я ей не умереть. Кто бы мог подумать, что даже невербальное общение с 12-летним ребенком заставит меня мало-помалу отходить от окна, засыпать без винтовки в руках на кровати (а не на полу) и хоть время от времени вспоминать об обычных гигиенических процедурах.
Кажется, это ерунда в сравнении с тем, что творится с миром.. но это помогает окончательно не рехнуться. Какие-то процедуры, идиотские рутинные дела из прошлой жизни, которые ты должен делать каждый день. Они будто держат тебя на этой земле в своем рассудке.
Даже это бритье, где я больше режусь, чем бреюсь.. что-то есть в этом странном ритуале умывания. В завтраке, в радио, где Лили каждое утро пытается найти какой-то новый сигнал и новую волну. Словно.. словно Надежда, что однажды еще все может вернуться, как прежде.
Надо просто переждать. Не сломаться.
Если этого не делать, то всей тяжестью наваливается осознание, что ничто уже не вернется. Не будет, как прежде. И ждать нечего. В лучшем случае – просто не будет становиться хуже. И то маловероятно.
Я откусываю свою половину хлеба, та неприятно крошится во рту. Запиваю ледяным чаем (зачерпнутая в кружку вода из ведра, в которой плавает пакетик липтон) и протягиваю половину хлеба Лили:
– Держи. То еще дерьмо.