Новороссия. Реквием по любви - стр. 26
– Красивая, ― сказал Андрей, когда девчонка запаковала термос и продолжила обход майдана.
Радим рассеянно пожал плечами. В сравнении с девушкой, которую любил он, все остальные казались обычными. Он сам протестовал отчасти из-за неё.
Летом страну будоражили новости об Ирине Крашковой, изнасилованной двумя милиционерами. Ей проломили череп в трёх местах, порвали рот, матку, да ещё насыпали туда песка. Оставили в посадке, решили, что мёртвая, потом вернулись проверить и добить. Но не нашли ― девушка отползла и затаилась в тени. Сперва насильников хотели отмазать. Один был лейтенантом, племянником прокурора, другой ― старшим лейтенантом. Но сотни жителей Врадиевки два дня бунтовали, осаждали райотдел милиции, и властям пришлось уступить.
Не раз Радим с содроганием размышлял, а что если бы на месте той женщины оказалась его невеста? Как страшно жить в государстве, где милиционер вместо того чтобы защищать, выходит насиловать и убивать! Когда узнал, насколько зверски разогнали студентиков на площади Независимости, сразу вспомнил тот случай с Ириной. Правоохранительные органы снова карали по своему произволу, не считаясь с законом.
Правда, в последнее время в протестах на первое место вышли не острые социальные вопросы, а националистические, люди стали вести себя агрессивнее, со сцены полился яростный клич, что во всех проблемах виноваты жиды и москали. Будто людское море взволновалось и на поверхность всплыло то, что обычно прячется на дне.
Сторонники радикальных партий уверенно включились в работу, закрутив маховик протестов активнее. Радим пока еще не понял, как к этому относиться, хорошо это или плохо. С одной стороны, без фанатичного упорства националистов попытка добиться от власти уступок давно бы выдохлась, а с другой ― западенцы явно перегибали палку.
Вместе с тем не покидали мысли о Дарине. Он часто звонил ей, общался по скайпу, показывал через камеру, что и как происходит, звал в Киев. А она находила какие-то причины, чтобы в очередной раз отказаться, а потом и вовсе заболела мама, оставить её никак не получится. Такая пассивность девушки его возмущала ― как можно думать о какой-то бытовухе, когда решается судьба страны!
Вдали постепенно нарастал шум, по толпе пошло волнение, вновь запылали покрышки, повалил чёрный дым, поднялся гомон, а потом и гвалт.
Пацаны, с лицами, спрятанными под балаклавами, что есть мочи опять начали лупить колотушками по днищам перевёрнутых железных бочек.
Чуть в стороне большая группа будто зомбированного молодняка прыгала на месте, выкрикивая: «Кто не скачет ― тот москаль! Кто не скачет ― тот москаль! Кто не скачет ― тот москаль!»