Новогодние неприятности, или Семья напрокат - стр. 33

С волосами, собранными в пучок, в теплой пижаме, она сосредоточенно склоняется над кастрюлей, в которой варится манная каша, и не оборачивается. А мне до дрожи в конечностях хочется, чтобы обернулась и взяла под прицел своих небесно-голубых глаз.

– Доброе утро, Демьян.

Роняет тихо, на выдохе и методично помешивает белую массу, чтобы в ней не было комочков. А я опускаю взгляд в пол и отчего-то зависаю на ее маленьких аккуратных ступнях. И щиколотки у нее тоненькие, изящные. Залипательные.

Фетиш какой-то. Дурные думки, неправильные.

– Как спалось?

Пытаюсь отвлечься, переключая внимание на магнитики на холодильнике, и прочесываю шевелюру пятерней. Неловкость испытываю, как сопливый подросток, и рассеянно перекатываюсь с пятки на носок и обратно.

– Нормально.

Не отрываясь от плиты, Юля бросает через плечо, а я понимаю – лукавит. Нет-нет, сонно зевает. Да и делает все медленнее, чем обычно.

– Давай помогу.

Решив чем-то занять руки, шагаю ближе к Сладковой, а она в этот момент выключает печку и разворачивается, едва не утыкаясь носом мне в грудь. Застывает. Вспыхивает мгновенно, как маков цвет, и смешно покусывает нижнюю губу.

Наверное, тоже какие-то соображения в мозгу прокручивает.

– Нарежь хлеб.

Произносит совсем уж сипло, прокашливается и тянется к столешнице, чтобы передать мне доску с ножом. А я терпеливо жду, пока наши пальцы соприкоснутся и меня прошьет разрядом тока.

Пробивает, конечно. Так мощно, что даже пошатываюсь. И никак не могу объяснить подобные реакции собственного тела.

– Хорошо.

Мотнув башкой, я увеличиваю разделяющее нас с Юлей расстояние и принимаюсь кромсать на одинаковые куски хрустящий французский багет. Наваждение вроде бы отступает, но возвращается, стоит только Сладковой приблизиться.

Едва уловимый запах корицы с ванилью ударяет в ноздри, и весь мой мир снова замыкается на подруге детства, снующей по кухне. Скорее всего, проблема в том табу, которое я вчера наложил. Чем больше себе что-то запрещаешь, тем сильнее хочется нарушить все эти «нельзя», «не подобает», «исключено».

Так было в детстве, когда мама сервировала новогодний стол, и я украдкой таскал из тарелок кусочки сырокопченой колбасы и швейцарского сыра. Или когда я стремился распаковать подарки, сложенные под елкой, раньше тридцать первого декабря.

– Юль, чайник.

– Кипит, ага.

Сладкова, судя по заторможенной реакции, тоже выпадает из реальности и витает мыслями где-то далеко. И я плюю на все стоп-сигналы и готовлюсь задать ей пару провокационных вопросов, когда в комнату неторопливо вплывает дочь. Трет заспанные глаза кулачками и сладко потягивается.