Новогодние и другие зимние рассказы русских писателей - стр. 20
– Так же, сударыня! Вот наш зять, люби его и жалуй.
С этим словом он сложил руки своей дочери и адъютанта и, сжав их вместе, сказал:
– Поцелуй ее теперь в губы, а не в ногу: это приличней нашему брату воину.
Слезы, восклицания благодарности, коленопреклонения и все везде описанные изъяснения радостного восторга заставили плакать не одну бригадиршу. Княгиня, видя, что уж нечего делать, принуждена была радоваться, когда самовластный во многих случаях супруг ей сказал:
– Что же ты не обнимаешь зятя? Разве бы тебе приятнее было, чтобы она, открывшись в любви к одному человеку, вышла за другого с тем, чтоб его обманывать, или, узнав, что ему известна страсть ее, стыдиться, а может быть, презирать мужа, который взял ее не по склонности, из одного приданого, и быть вечной страдалицей? Чем он тебе не нравится? Он не чиновен, но кто помешает ему дослужиться до чинов? Он беден, да мы за себя и за него богаты. Род его честный и благородный, а главное то, что он ей мил и мне люб: впрочем, не мы его искали, не он хитростью или силой вошел в наше семейство, – Бог его нам дал; а от Него, как сама знаешь, всякое деяние благо, всяк дар совершен. Ну, дети, да благословит вас Бог!
– Да благословит вас Бог! – примолвила княгиня…
И чрез несколько дней была празднуема нечаянная свадьба моего прадеда.
1834
Нестор Кукольник (1809–1868)
Леночка, или Новый, 1746 год
I
– Батюшки-светы! Олександро Сергеич! Ты ли это?..
– Безотменно я, сам, своею персоною и с прикладом сынишки…
– Неужели у тебя такой большой сын?
– Ростом, да не летами. Подросток, недоросль; всего-то ему двадцать третий годок пошел… привез в резиденцию. Хочу ему тут амплуа отыскать. Да теперь трудненько будет. Милостивцев моих протекторов нет… Об них, чай, официально нигде и не разговаривают…
– Полноте, Олександро Сергеич! Что ты это! Служил при Бироне! Ну, служил, велика беда. Все тогда сервису искали у герцога… Ты ведь в политичных его маневрах тейльнаму (участия) никакого не принимал…
– Какой тейльнам! Я, как только смекнул про семеновские прожекты,[17] на параде с коня повалился и будто у меня большая маладия[18] приключилась; так и пролежал во всю суматоху. Да что ты станешь чинить, когда моему малёру[19] не поверили и учали следствие производить. Я догадался, чего им хочется; в отставку – и дня не задержали, абшид гонорабельный[20] прислали и паспорт на выезд от Татищева. Я опять догадался, скорее в деревню спрятался. Ты, Иван Иваныч, милитерного[21] нрава и обычая не знаешь; ты живописных дел мастер, а мы-то в чине поручика гвардии по всем дворцам ходили, всякое видели! Того и жди, подслушают, к Петру Ивановичу спровадят. Не о том теперь речь. Остановился я на почтовом дворе. Оно все-таки и почтовый двор, а все кабаком пахнет. Да и оставаться же там надолго непрезентабельно; и еще в какой грустный комераж