Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - стр. 85

С точки зрения следствия, этого было недостаточно для выдвижения формального обвинения.

Осведомленность Н. И. Комарова о существовании политической цели Союза благоденствия и планах решительных действий по ее достижению не вызывала сомнений: она была очевидна при анализе его собственных показаний. Но декларируемая им позиция (личные усилия, находящиеся исключительно в пределах «внешней» просветительской цели) и общая линия, проведенная в показаниях (сопротивление всем намерениям превратить тайное общество в оппозиционную организацию, борьба с политическим направлением в Союзе), затрудняли предъявление обвинения.

Приблизительно та же позиция была выдержана на процессе М. Н. Муравьевым. Вместе с тем имелись показания, обвинявшие его в соучастии при основании тайных обществ и принадлежности к ним со знанием «сокровенной» цели («полное знание умысла, но без всякого действия»[286]), что могло привести как к приговору суда по VIII разряду, так и к административному наказанию.

Несколько участников Союза благоденствия обвинялись в принадлежности к тайным обществам после 1821 г. и в знании политической цели. Это П. П. Лопухин, А. В. Семенов, В. Д. Вольховский. В отношении Семенова была доказана его принадлежность к Союзу благоденствия и «Практическому союзу». Осведомленность о политической цели тайного общества, участие в Северном обществе и знание о «приуготовлениях к мятежу» обнаруживались только в показаниях Оболенского и Пущина. Особенно опасным с точки зрения обвинения являлось свидетельство Оболенского о том, что Семенов был лично им извещен о плане 14 декабря. Сам Семенов категорически отрицал это, ему удалось защитить свою позицию на очных ставках с обвинителями, поэтому обвинение в принадлежности к тайному обществу после 1821 г. фактически было снято. В итоге он оказался уравнен с другими членами Союза благоденствия. Если бы обвинительные показания подтвердились, Семенов по крайней мере мог попасть в число наказанных административным образом.

Показания Лопухина ясно обнаружили, что он знал и разделял «сокровенную» цель тайного союза, участвовал в учреждении Северного общества. Показания о нем свидетелей подтверждали это, равно как и его принадлежность к категории «коренных» членов Союза спасения и Союза благоденствия, что также указывало на участие в обсуждении намерений преобразования государственного строя. Лопухин знал, судя по собственным показаниям, о намерениях «бунта»[287]. Смягчал положение только отход Лопухина от Северного общества вскоре после 1822 г. Этот «состав преступления» был достаточно серьезен: он позволял выдвинуть обвинение по «второму пункту» («бунт», учреждение общества с целью изменения государственных порядков) в нескольких видах: «участие в умысле распространением тайных обществ, впоследствии сопровождаемое… отступлением от оных», «участие в умысле распространением обществ, привлечением товарищей или принятием поручений», «полное знание умысла, но без всякого действия». В совокупности с другими видами виновности этот «состав преступления» соответствовал обвинению лиц, преданных суду по V–VII разрядам. Однако учитывая, что Лопухин не обвинялся по другим «родам преступлений», он, как представляется, по выявленной вине должен был подвергнуться наказанию без суда.