Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - стр. 122
К этому следует добавить необходимость анализа содержания показаний с точки зрения достоверности и полноты данных, степени осведомленности и мотивов их авторов, возможных каналов поступления к ним заложенной в показаниях информации и т. п.
Метод сопоставления показаний между собой, а также с данными других источников, по мнению И. А. Мироновой, является основным для установления достоверности отдельных показаний[351]. По нашему мнению, при сопоставлении показаний следует особенно иметь в виду время получения того или иного показания, учитывать избранную тем или иным подследственным линию поведения на процессе и вытекающую из нее степень откровенности.
В. А. Федоров также отмечает, что при анализе содержания материалов следствия «…никак нельзя полагаться на полноту и абсолютную достоверность этой информации», откровенность многих подследственных была кажущейся: им многое «удалось скрыть или представить в безобидном виде». Исследователь особо подчеркивает, что демонстрация откровенности и раскаяния со стороны подследственных нужна была для того, чтобы «избежать обвинения в запирательстве»[352].
Вместе с тем, констатируя приемы сокрытия на следствии обвиняющей информации и других сведений, признавая неполноту сведений следственных показаний, «кажущуюся откровенность» большинства декабристов, сложный характер источника и выдвигая в этой связи требования критического отношения к содержанию следственных показаний, в своей реальной практике исследователи, за небольшими исключениями, демонстрируют противоположные подходы. Так, в вопросе об участии какого-либо лица в декабристском обществе, историки предпочитают чаще всего воспроизводить вердикт или решение следствия, не стремясь в случае противоречивой ситуации вокруг того или иного привлеченного к процессу подозреваемого критически проверить те показания, которые поступали в ходе процесса. В подавляющей своей части оправданные на следствии лица традиционно рассматриваются как лица, «взятые случайно и затем освобожденные» после выяснения их непричастности к делу[353].
Итак, несомненно, что борьба подследственного со следователями проходила и по вопросу о персональном составе тайного общества. Предметом сокрытия были, несомненно, прежде всего, те обстоятельства, которые вели к усилению вины самого автора показаний. Вовлечение в орбиту следствия новых людей, новых фактов и обстоятельств, помимо всего прочего, угрожало новыми обвинениями в адрес самого уличителя. Важную роль играла возможность оставить за собой первую интерпретацию ставших известными конспиративных отношений с выгодной для себя стороны.