Новик (книга 1 и 2) - стр. 61
Сказал и чуть не укусил себя за язык. Вот же ж помело, без костей… Люди только-только рабского ярма избежали, а я им о басурманах.
— Это какой же? — заинтересовался Тарас.
Похоже, любопытство пересилило отвращение и ненависть, вызванную упоминанием ордынцев. А, может, набеги татар здешним людом воспринимаются, как нечто обыденное? Ужасное, непоправимое несчастье, но — неподвластное желаниям и воле человека. Как мор, градобой, пожар или наводнение…
Дозорные ждали ответа, и я поторопился объяснить:
— Магометане считают, что Аллах смотрит на мир их глазами. Вот и закрывают глаза ладонью, когда пьют вино или едят пищу запрещенную Кораном. Аллах не увидит — значит и не накажет.
— Что с голомозого возьмешь? — махнул пренебрежительно рукой Тарас, которому по молодости лет полагалось быть менее рассудительным и более категоричным. — Дикие люди… Это ж надо, такую ересь придумать. Ссадить Господа Бога с небес и засунуть в свою дурную башку. Не, ну скажи, дядька Охрим, разве я не прав? Это ж каким дурнем надо быть, чтобы пытаться обмануть такой примитивной уловкой Всеведущего!
— Что верно, то верно… — подтвердил тот. — Глупая затея… Нет, недостойно христианина пытаться обманывать Творца. Согрешил, вольно или невольно, имей смелость ответ держать, а не юлить, как вьюн на сковородке. Покайся, прими епитимию. В жизни всяко разно бывает. Конь о четырех ногах, а и тот спотыкается…
— Верно подмечено, — подыграл я крестьянам. Потому как один из способов сойтись поближе с малознакомыми людьми — похвалить или обругать кого-то вместе. То бишь, выказать единомыслие. — Преподобный Никифор часто любил приговаривать, что всякое прегрешение достойно осуждения, но нет хуже бремени для души, чем лукавство перед Господом. Ибо как сказано в Писании: «…приятельство с лукавым — есть ни что иное, как приятельство с дьяволом».
Дозорные посмотрели на меня гораздо теплее и с толикой уважения. Еще бы!.. Не каждый такую тезу не то что завернуть, а хотя бы до конца произнести способен.
— Мудрый человек… — кивнул Охрим и тут же поинтересовался: — А доводилось ли вам когда пробовать запеченный в лопухах язык степного быка, пан спудей?
— Нет… — я непроизвольно сглотнул слюну. — Вернее — я не помню… — многозначительное касание головы. — Но, думаю, вряд ли такое можно забыть.
— Ну, так, милости просим, пан спу…
— Дядька Охрим, Тарас… Родители меня Петром крестили… Так и зовите. Или — Ангелом, как казак Василий прозвал. Потому что спудеем, мне уже быть не придется. Закончилась наука… Разве только новиком в Низовой академии войсковой.