Новая книга ужасов (сборник) - стр. 43

Но он не рисовал ни дома, ни площадь, ни старинный кинотеатр. Он рисовал животных, причем так, как вы нигде больше не увидите. Птицы с огромными синими в крапинку крыльями, кошки с поразительными зелеными глазами… И что бы он ни рисовал, это выглядело так, будто готово было вот-вот сорваться с холста и улететь. И хотя он рисовал их непривычными цветами – красным, фиолетовым, темно-синим и зеленым, – они казались наполненными жизнью. Наблюдать за этим было удивительно: он брал свежий лист, садился, ни на что особо не глядя, а затем макал кисть в краску и проводил линию – может, красную, может, синюю. А потом добавлял еще одну – может, того же цвета, может, другого. Взмах за взмахом – и у вас прямо на глазах появлялся зверь. И когда работа была закончена, вы точно знали, что он был там всегда. В конце он чем-то брызгал на картины, чтобы застыли краски, и ставил на них ценник. И уж поверьте мне, они расходились прежде, чем он успевал поставить их на землю. Рассеявшиеся по стране бизнесмены из Нью-Джерси или около того и их скучающие жены, может быть, впервые за многие годы снова чувствовали себя живыми и уходили с его картинами, обнимая друг друга. Казалось, они находили что-то, о чем давно позабыли.

Часов в шесть Том заканчивал работу и шел к Джеку – он выглядел парусником посреди весельных лодок. При этом то и дело говорил: «Да, завтра я вернусь» и «Да, я с удовольствием порисую для вас». Он заказывал пиво, садился с нами и смотрел игру. И у него не было красок ни на пальцах, ни на одежде – ни единого пятнышка. Полагаю, он умел так хорошо обращаться с красками, что те попадали лишь туда, куда он им указывал, и никуда более.

Однажды я спросил его, не жалко ли ему продавать свои картины. Умей я сам делать что-нибудь настолько прекрасное, я бы в жизни этого не отдал, а захотел бы оставить себе, чтобы иногда любоваться. Он ненадолго задумался, а потом сказал, что это, пожалуй, зависит от того, насколько большую частичку себя ты вкладываешь в то, что делаешь. Если заберешься слишком глубоко и вынешь что-то оттуда, то тебе не захочется это отдавать – ты захочешь это оставить, чтобы иногда проверять, надежно ли оно привязано. А иногда картина получается такой правильной и хорошей, что становится слишком личной и никто не способен ее понять, кроме того, кто ее создал. Лишь он один будет знать, о чем она. Но повседневные картины были так хороши лишь потому, что ему нравилось рисовать животных и нравилось, что другие их покупали. Хотя он и мог вложить в то, что продавал, частичку себя, но этими картинами он зарабатывал себе на пиво, и я думаю, он был похож на всех остальных в баре Джека: если любишь просто поболтать, то тебе не обязательно все время говорить о чем-то важном.