Ночь в Лиссабоне - стр. 34
– Все осталось, как было, – сказал я быстро, горячо, с отчаянием. – Все, как было, Элен.
– Нет, – сказала она. – Прошлого давно уже нет. Его нет и в старых платьях, давно выброшенных. Или ты думаешь найти его?
– Но ведь ты оставалась здесь. Что же случилось с тобой?
Елена странно посмотрела на меня.
– Почему ты никогда не спрашивал об этом раньше? – сказала она.
– Раньше? – с удивлением повторил я, не понимая. – Что значит – раньше? Я не мог приехать.
– Раньше. Прежде, чем ты уехал.
Я не понимал ее.
– О чем мне нужно было спросить, Элен?
Она секунду молчала.
– Почему ты не предложил мне ехать вместе с тобой?
Я взглянул на нее:
– Ехать вместе? Чтобы ты бросила свою семью? И все, что ты любила?
– Я ненавижу мою семью.
Я был в полном замешательстве.
– Ты не знаешь, что значит жить там, в эмиграции, – пробормотал я наконец.
– Ты тогда тоже не знал.
Это была правда.
– Я не хотел тебя брать с собой, – вяло сказал я.
– Я все здесь ненавижу, – сказала она. – Все! Зачем ты вернулся?
– Тогда у тебя не было ненависти.
– Зачем ты вернулся? – повторила она.
Она стояла на другом конце комнаты. И нас разделяли не только желтые кресла и не только пять лет разлуки.
Я вдруг натолкнулся на стену враждебности и острого разочарования и смутно почувствовал, что, когда я бежал из города один, я тяжело обидел ее.
– Зачем ты вернулся, Иосиф? – настойчиво повторяла она.
Я охотно ответил бы, что вернулся ради нее. Но в то мгновение я не мог сказать. Все это было не так просто. Я вдруг почувствовал – именно тогда, – что меня гнало назад свинцовое, безысходное отчаяние. Я походил на выжатый лимон, все силы оказались исчерпанными, а одного только слепого стремления выжить оказалось слишком мало для того, чтобы сносить дальше холод одиночества. Начать новую жизнь – на это я был не способен. В сущности, я никогда этого особенно не желал. Я не покончил с прежней жизнью: я не мог ни расстаться с ней, ни преодолеть ее. Я был поражен гангреной души, поэтому пришлось выбирать – погибнуть в ее зловонном дыхании или вернуться и попробовать вылечиться.
Тягостное, томительное чувство исчезло. Я знал, почему я здесь. После пяти лет изгнания я не привез с собой ничего, кроме собственного восприятия и жажды жизни, кроме осторожности и опытности беглого преступника. Все остальное не выдержало испытания.
Ночи на ничейной полосе; тоскливый ужас бытия, в котором приходилось вести отчаянную борьбу ради куска хлеба и пары часов сна; жизнь крота под землей – все это вдруг исчезло без следа на пороге моего прежнего жилища. Я потерял все – я это чувствовал, но у меня, во всяком случае, не было долгов перед прошлым. Я был свободен. Мое прежнее «я» минувших пяти лет убило себя, едва я перешел границу.