Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - стр. 19
Марина оглядела присутствующих, будто призывая нас в свидетели. У сенаторов были каменные лица. Она опять заговорила, подчеркивая слова сдержанными жестами.
– Калинин и Сталин восхваляли этот замысел. После революции большевики много сделали для евреев. Отменили «черту оседлости». Евреи стали полноправными гражданами, могли занимать любые должности. Они теперь равноправный народ среди множества других народов Советского Союза. Евреи столетиями мечтали об Израиле… «И вот теперь сбылась многовековая мечта евреев всего мира, – провозгласил Сталин, – большевики подарили им землю. Биробиджан – это сибирский Израиль!» Полина казалась ошарашенной. Она ведь еврейка. Из партийной верхушки евреями были Каганович и еще несколько товарищей. А у некоторых, как у Молотова и Ворошилова, жены еврейки. Калинин с энтузиазмом воскликнул: «Там евреи обретут свободу! Пока Биробиджан национальный район, но мы его сделаем автономной областью. Евреи займутся земледелием. Там не будет кулаков, значит, и голода…» «А национальный язык – идиш, – добавил Сталин. – Ни в коем случае не иврит, годящийся только для синагоги. Именно идиш уже столько веков был языком евреев! Пускай развивают еврейскую культуру на идише. Своя земля, свой язык, своя культура. Что еще нужно для счастья любому народу?» Так примерно они говорили, перемежая свою речь тостами. Эта тема обсуждалась не очень долго, да я особо и не прислушивалась. Меня она не слишком интересовала.
Кон хмыкнул.
– Судьба евреев вас не интересовала, мисс Гусеева?
– Тогда больше интересовало, чем для меня закончится этот вечер.
– Вы не любили евреев?
– В ту пору нет.
– Ах так! Но потом изменили отношение?
– Что вы хотите от девятнадцатилетней девчонки? Как другие относились, так и я.
– Значит, вы утверждаете, что все русские антисемиты?
– Нет, но думаю, что филосемитов среди них не больший процент, чем в вашей комиссии. По крайней мере, судя по газетным публикациям о ее деятельности.
Она это произнесла очень спокойно, глядя на Кона в упор. Вот так врезала! Кон скривился, будто получил оплеуху. По залу пронесся гул. И тут же загремел грубый голос с техасским акцентом:
– Мисс… Мисс Гус… как вас там? Если вы не смените тон, я предложу председателю Вуду прервать слушание и отправить вас в тюрьму. Вы здесь не для того, чтобы оценивать работу нашей комиссии.
Это был Никсон, хищно вцепившийся в микрофон. Марина к нему обернулась. Теперь женщина улыбалась. И это была ее первая искренняя улыбка. Великолепная – грустная, многозначительная. Нисколько не наигранная. Я просто не верил своим глазам. Казалось, ситуация ее забавляет.