Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - стр. 18
Вуд так саданул молоточком, что все вздрогнули.
– Мисс Гусеева, мы тут собрались не затем, чтобы вы нам прочитали курс советской истории…
– Тот вечер переменил всю мою жизнь.
Кон начал новую атаку.
– Какое это имеет отношение к агенту Эпрону?
– Для вас он агент, а для меня просто Майкл Эпрон.
– В 1932 году его еще не было в Союзе.
Кон ухмылялся, довольный собой. Марина молчала, изучая свои пальцы. Или сквозь них вглядывалась в очень давние события.
Вуд потерял терпение:
– Отвечайте на вопрос, мисс Гусеева!
Марина не сразу исполнила приказ. Вскинула плечи.
– Калинин решил своим тостом утихомирить Сталина и отвлечь Аллилуеву от темы голода. Я уже потом поняла, что в этом кругу к ней относились с опаской. Только она себе позволяла спорить со Сталиным. Остальные перед ним гнулись в три погибели, а Надежда резала правду. Это их пугало. Чтобы сменить тему, Калинин заговорил о евреях. Сообщил, что по инициативе Сталина будет создан еврейский национальный район с центром в Биробиджане. Это величайшее событие для евреев всего мира, которые впервые за две тысячи лет получат собственную землю… За что спасибо товарищу Сталину!
– Да где он, этот ваш Биробиджан, мисс Гусеева? Никто из нас о нем не слыхивал. Выходит, и коммунисты молчат о еврейской резервации на своей территории.
И Кон одарил ее своей улыбкой жиголо. Марина ему ответила ледяным взглядом.
– Вы не слыхали, потому что вы плохой еврей, господин прокурор. И в Нью-Йорке, и в Лос-Анджелесе большинство евреев об этом знают. Уже давно.
– Вы забываетесь, мисс Гусеева!
Вуд опять схватился за молоточек. Но было поздно, все в зале покатывались от хохота – от стенографисток до самих господ сенаторов. Щеки Кона стали пунцовыми.
Русская опередила очередное нравоучение Вуда. Она уже поняла, какую роль надо играть. И держалась теперь очень уверенно, как хозяйка положения. Жестом дирижера она успокоила зал.
– Вот и Калинина все стали расспрашивать, где находится Биробиджан. Ворошилов пошел за картой. Или Молотов, не помню точно. Сталин очертил ножом довольно приличного размера территорию Южной Сибири в паре сотен километров от Хабаровска, на границе с Маньчжурией. Выяснилось, что Биробиджан пока еще крошечный поселок – несколько бараков, и ничего больше.
– Иосиф, ты что, собрался загнать евреев в лагерь?! – воскликнула Жемчужина.
Русская моргнула, ее губы задрожали. Затем продолжила:
– Сталин прыснул. Потом от души расхохотался и зачастил укоризненно: «Ну, Полина, Полина, Полина…» Жена Молотова покраснела. Тон Сталина был вовсе не грозным, наоборот, ласковым. Это он тоже умел – ненавязчиво выставить собеседника дураком: мол, отчего-то сейчас туго соображает.