Ночь после выпуска (сборник) - стр. 56
– Дадим путевку! – вскинулся Дюшкин отец, наконец-то почувствовавший, что чем-то может помочь.
Богатов отмахнулся вялой, бескостной рукой, голос осел, перестал метаться – глухой, тусклый:
– Вчера… с Минькой… Меня словно молнией шарахнуло, очнулся: прячусь от правды – бездарь, ничтожество, эдакий литературный наркоман… Хватит! Хватит!
– Что – хватит? – подобрался Дюшкин отец.
– Хватит тянуть камнем.
– Это верно.
– Пора освободить их от себя.
– То есть как это – освободить?
– Не все ли равно – как.
Дюшкин отец навалился грудью на стол, звякнули чашки.
– Опять?! – с придыханием.
– Что – опять, Федор Андреевич?
– По-новому угорел. Тогда – к вершинам славы, а теперь в пропасть вниз головой. А может, в середке зацепишься, с головы на ноги встанешь, по ровной земле походишь?
– Ходить по земле, надоедать людям своей особой, уверять себя, что исправлюсь?… Э-э, Федор Андреевич, зачем же тянуть песню про белого бычка?
– Испакостил бабе жизнь и бросаешь, а еще – складки платья, усталость даже… И не просто, а с форсом – мол, вот я какой самоотверженный, вниз головой, помните и страдайте. А так и будет – станут помнить, станут страдать! Сукин ты сын, Никита!
Никита Богатов беспокойно задвигался, казалось, стал что-то искать вокруг себя.
– Ну что?.. Что?.. На что я способен? Только на это. Ни на что другое!
– Эт-то, друг, мы еще посмотрим. Виноваты – мимо глядели. Увидели, теперь возьмемся. Я возьмусь! Я из тебя человека сделаю!
И Дюшка насторожился. Он сидел, молчал, слушал, внимательно слушал. Последние слова отца – «человеком сделаю» – напомнили ему слова матери: «Наш отец любит ковать счастье несчастным на их головах. Не заметит, как человека в землю вобьет от усердия». Как бы нечаянно отец не вбил в землю Минькиного отца.
– К делу тебя приспособлю. Наше дело грубое, древесное, славы не отваливает, зато жить дает. Я тебя суну туда, где некогда будет в мечтаниях парить – шевелись давай! Я и с женой твоей по-крупному по говорю…
– Только не это, Федор Андреевич!
– Молчи уж! Право слова потерял!
– Не трогайте ее, Федор Андреевич!
– Не бойсь, плохого не сделаю!
– Пап! – подал голос Дюшка.
– Э-э, да ты тут! Ты еще не спишь?
– Пап! Тебя просят – не делай!
– А ну спать! Здесь разговоры взрослые, не твоего ума дело!
– Я лягу, пап, только слушай, когда просят. Ты и с мамкой так – она просит, ты не слышишь.
– Ты что? Просит – не слышу. Не приснилось ли?
– А помнишь, мамка жаловалась, что ты ей всего-навсего один раз цветы подарил?.. Это ж она – что!.. А ты не понял.
Негодование – вот-вот взорвется! – затем досада, остывающее недовольство, наконец смущение – радугой по отцовскому лицу.