Ночь, кладбище, кошмары - стр. 5
Я мог бы надавать Витьке тумаков и гнать его пинками от этого святого места, но не рискнул наделать ещё большего шума. Вместо этого подошёл к Людке и траурными лентами с венков прихватил её кисти к перекладине. Витькина подружка лишь постанывала сладострастно.
Я вышел на дорожку:
– Пойдём отсюда, молиться утром вернёмся.
Люся шмыгнула мне под руку.
– А как же я? – первый проблеск страха достиг Людкиного сознания.
Моя затея понравилась Гордееву, он даже перестал петь и плясать.
– Не бойся, старуха! Ни черта не бойся – мы придём за тобой обязательно.
– Вы, идиоты! Что удумали? – Люда кричит, она почти в истерике. – Студент, я задушу тебя! Витька, дурак, отвяжи руки!
Гордееву нравятся забавы сильного над беззащитным, но то ли ему жалко стало подругу, то ли какая другая мысль пришла в его кудрявую голову. Он возвращается, но развязывать не спешит, целует Люду, шарит руками по её телу.
Мы с Люсей отворачиваемся и бредём, обнявшись, по дорожке. Я приглядывался к ней, насколько это позволял неверный свет луны. Ничего не отражалось на её милом личике – ни сочувствия, ни любопытства, только грусть.
– Ты расстроился?
– Знаешь, кроме наших необузданных страстей, есть ещё незыблемый порядок жизни – что свято, то свято.
Она заражается моим благочестием и виновато трётся носиком о моё плечо.
Нас догоняют Витька с подружкой. Люда встала напротив меня:
– Студент, я тебе сейчас по морде дам.
Раз сказала, значит, не даст. Говорю как можно убедительнее:
– Люда, не забудь, мы здесь в гостях, и не надо так громко кричать.
– У кого в гостях? У этих жмуриков? – Людка срывает с ближайшей могилки венок и бросает мне под ноги. – А ну подними, а то обидятся….
Это уж слишком! Делаю шаг по направлению к хулиганке, и голос мой снижается до зловещего шёпота:
– Если сейчас из твоего цветущего организма выпустить кишки и забросать землёй, то, думаю, твоя прекрасная внешность мало чем будет отличаться от внешности тех, кого ты называешь жмуриками, и пахнуть ты будешь….
– Не трогай мою цветущую внешность! – рычит Людка, разворачивается и уходит прочь. – Витёк, за мной! Люська, бросай своего психа, айда с нами ямки себе мерить.
Голос её удалился. Виктор ушёл следом. Люся осталась со мной.
– Пойдём домой.
– Неудобно без них.
– Неудобно? – я ещё не остыл. – Неудобно на потолке спать – остальное терпимо.
Люся молчит. Она ни причём, и мне становится стыдно. Понёс всякую околесицу, лишь бы сгладить свою грубость.
– … Вот, говорят, колдун не может умереть и мучается до тех пор, пока искусство своё не передаст. Ему достаточно для этого лишь коснуться человека – и готов новый колдун, а старый преспокойненько в гробу вытягивается. А бывает, что устанет хворать и заснёт летаргическим сном, просыпается уже в гробу на кладбище. Силушка-то чёрная покоя не даёт. Он вылезает ночами и караулит, когда какие-нибудь дураки, вроде нас, забредут сюда….