Низвергая сильных и вознося смиренных. Kyrie Eleison - стр. 24
– Я знала, что день воздаяния тебе наступит, – прошептала она ему. – Вспомни теперь всё, что ты причинил мне.
Папа не сделал попытки заговорить. Он смотрел на Мароцию спокойно, без гнева, очевидно чувствуя сейчас своё моральное превосходство над одолевшим его, но не способным на истинное торжество врагом. Видимо, это почувствовала и сама Мароция и, в духе лучших традиций своего противостояния с Иоанном, невероятно разозлилась.
– Иоанна Тоссиньяно накрыть плащом от любопытных глаз и отвести в Замок Ангела, где держать его до суда Церкви над ним. Я над его судьбой более не властна. Но прежде чем вы уведёте Иоанна Тоссиньяно, я подвергну наказанию того, кто украл у меня герцогство Сполето, а сегодня намеревался лишить меня жизни. Заслуживает ли суда тот, кто был пойман на месте преступления и чья вина не требует доказательств? – обратилась она к стоявшим вокруг неё тосканским и кое-где оставшимся сполетским воинам.
– Он в твоей власти, сенатрисса! – послышались голоса.
– Пётр Ченчи из Тоссиньяно, я обвиняю тебя в том, что ты обманом завладел герцогством Сполето, обманом и по наущению брата своего проник в город Рим, где, нарушив законы города, ночью, как садовый вор, проник в мой дом и посягал на мою жизнь. Рядом с тобой стоят люди, которых ты привёл с собой. Ответьте, есть ли в моих словах напраслина?
– Мы подтверждаем твои слова, сенатрисса! – ответили ей несколько человек.
– Что делает хозяин, застигнувший вора в первый раз? Являясь добрым христианином, он не лишает жизни своего заблудшего брата, но в наказание лишает его руки, взявшей чужое, и глаза, соблазнившего его.
Она махнула рукой, и слуги Гвидо совершили страшную экзекуцию над Петром. Стоны несчастного огласили всю площадь; на окраинах её уже появлялись первые паломники и с боязливым любопытством вытягивали шеи, пытаясь разглядеть и объяснить действия вооружённых людей, стоящих у ступеней Латерана.
– Что делает хозяин, если во второй раз ловит того же человека в своём саду? Опять же, он не обязан лишать его жизни, ведь и Святой Петр когда-то за одну ночь трижды отрекался от Спасителя. Но в наказание он лишает его второй руки и второго глаза, дабы более зрение никогда уже не смогло соблазнить его.
Ловкие действия палачей – и белый свет померк для Петра навсегда.
– Велики грехи твои, Пётр Ченчи, ибо ты не только зрением своим впускаешь в душу свою Искусителя. Ты слушал дурные советы, наущающие тебя греху и клевете на ближнего твоего. Да не услышишь ты более Врага человеческого!
Садистка махнула рукой, и Петру отсекли оба уха. Толпа, собравшаяся на окраинах Латеранской площади и постепенно приблизившаяся к самому эпицентру событий, с каждой минутой гудела всё сильней, вид крови и страдания, как это часто водится, будил у неё низменные инстинкты. Ни слова сострадания, ни слова поддержки не было произнесено, напротив, со всех сторон зазвучали одобрительные голоса, адресованные кровавой госпоже, и насмешки над несчастной жертвой. Если среди собравшихся и были недовольные, то их огорчение объяснялось только их личным опозданием к началу жестокого судилища и тем, что стража не даёт подойти к месту экзекуции поближе, чтобы понять, кого именно решили столь строго наказать. Если среди возгласов обступивших и звучало удивление, то оно было вызвано тем, что о таком занятном зрелище не было объявлено заблаговременно, и время действия, по мнению их, было выбрано не слишком подходящее.