Нижние земли - стр. 2
Вспомнив об этом, она снова прижалась к потрескавшейся каменной кладке башни, обильно поросшей вьюнами, лопухами и прочей растительностью.
Тем временем, тени заскользили мимо догорающей повозки молочника из деревни Хогендорп, дымящийся труп которого валялся тут же, у полуразрушенной стены, вместе с телами еще нескольких женщин, занимавшихся в это предобеденное время постирушками в монастырском дворе.
Одна часть теней скрылось в проемах уцелевших построек, а другая метнулась ко входу в подземные кельи.
Через некоторое время до Эдвины донеслись истошные вопли и звук, похожий на щелчок кнута. Один раз она уже слышала такой звук, когда Кес Ван Хогдалем – этот пришедший с севера наемник, стрелял из своего ружья по странной цветастой картинке, которую притащили с юга бродячие торговцы в надежде обменять ее на еду. Только все их картинки никого не заинтересовали и торговцы бросили их тут же у ворот. Еще бы, тот же Рууд рисовал углем на белых монастырских стенах ничуть не хуже. И что же было за эту мазню давать пяток гусиных яиц или пол головки сыра, как просили эти бедолаги?
Новые вопли заставили Эдвину еще сильнее прильнуть к камням. Несколько «демонов» возвращались, нагруженные мешками и ящиками, а некоторые из них волокли за собой упирающихся монахинь. Вскоре всю процессию поглотило чудовище, нарост рассосался, и снова задрожала земля. Объятая ужасом Эдвина вскочила, и тут же была сбита с ног волной раскаленного воздуха. Ударившись головой о выступ в стене, она закричала, пытаясь погасить ошпаренными руками пылающие волосы. Эдвина еще успела испугаться, почувствовав, как рушиться башня у нее под ногами. Больше она не успела ничего.
* * *
Ру-у-у-д, Ру-у-у-д.
Ага, это Клаус надрывается. Это один, более-менее нормальный паренек среди монастырских. Остальным, в лучшем случае наплевать на деревенского сироту. Отстал и ладно. Ну и ему наплевать на них. В яму какую ни спихнули – и то хорошо. Он бы ни за что не пошел с ними собирать орехи, если бы не старый Хендрик. Хендрика Эгелькампа и в монастыре, и в окрестных деревнях уважали пожалуй даже больше, чем самого Настоятеля. Еще бы, ведь ему было почти сто лет. Это был самый старый, вернее самый древний послушник монастыря Святого Онуфрия. А для Рууда он еще был и заместо отца.
На глаза навернулись слезы. Он замедлил шаг. Безотцовщиной в эти времена было никого не удивить. Редко кому из сверстников Руда удавалось выйти на охотничью тропу вместе с родителем, но, по крайней мере, многие из них своих отцов помнили. Они помнили, как те учили их своему ремеслу; помнили первый выстрел из лука, сопровождаемый смачным подзатыльником; помнили и хвастались друг перед другом – какой смелый, сильный и умный был у них папа. Ничего этого у Рууда не было. Вся его многочисленная семья: почти все братья, сестры и мать с отцом, навсегда остались в Арнеме, в сожженном соседями доме, бывшим когда-то булочной. Три четверти города выкосила странная болезнь, переносимая спорами черного папоротника. Многих тогда сожгли прямо в своих домах. Его со старшим братом Бартом спасло то, что накануне их оставили в Хогендорпе, у дальних родственников, не забыв им при этом щедро заплатить. Родители Рууда поступали так часто, чтобы не таскать с собой всю ораву детишек из Арнема во Влаардинен и обратно. А мотаться им приходилось часто, потому, что только в богатом рыбой Влаардингене и можно было обменять отцовские железяки на еду. Обо всем об этом ему рассказал Барт, так как тетка, у которой они остались после смерти родителей, тоже давно умерла.