Нити судьбы - стр. 1
1. Арсений
– В нашем цирке вы увидите: дрессированных гепардов, рисующих слонов, опасные трюки с участием нильского крокодила и трогательный вальс сурикатов! – вещал голос из рупора, прикреплённого к дверце машины.
Синий жигулёнок, обклеенный изображениями цирковых животных, ехал медленно, и я прослушал объявление ещё раз, когда он делал разворот. И ещё, когда машина съезжала на Загородный проспект. Сегодня я участвовал в представлении цирка, и умудрился сыграть на арене главную роль.
– Действительно, цирк! – горько рассмеявшись, я подбросил листы в воздух.
Булгаков говорил: "Рукописи не горят". Но Михаил Афанасьевич не видел, как рукописи летают, как они, красиво кружась, словно снежинки падают на землю, не преодолев силу притяжения, а затем ветер уносит их прочь. Литературоведы не скупились на замечания и разгромили мою работу. Не осталось такой главы, по которой они не проехались на катке критики.
Роман бездарен, в тексте нет жизни, картонные герои, шаблонное повествование, невыразительный язык. В общем, не нашлось ничего, что бы им понравилось. Они превратили в прах мои труды, а я развеял оставшийся пепел по ветру.
Это произошло на съезде писателей, участвовать в котором рекомендовал издатель, прочитавший мою книгу. Здесь обсуждали произведения начинающих прозаиков. Шесть маститых критиков торжественно восседали за длинным столом, где громоздились стопки рукописей. Приехали писатели со всех уголков страны. Большинство – скучавшие люди средних лет. Литература служила для них убежищем от серых будней. На бумаге они выстраивали параллельные реальности, где возможно немыслимое. Обыденность угнетала их, а слово меняло мир, переворачивало его. Для меня увлечение беллетристикой сродни второй жизни, где находилось место романтике и фантазии. Я придумывал целые судьбы и героев, живших по особым законам. Макрокосм, создаваемый с помощью фраз, казался справедливым. Здесь злодеев карают, а добро торжествует. Мне было интересно рассказывать истории. Я наблюдал за людьми на улицах, в ресторане, где работал барменом, и часто думал о том, какие секреты скрываются за улыбкой человека. Каждая из судеб необыкновенна и достойна внимания.
На съезде я оказался самым молодым среди собравшихся, и чувствовал неловкость в общении. Некоторые из тех, кто присутствовал, были на таком мероприятии не впервые. Я мало слушал, что говорили о других произведениях, однако несколько фраз всё же пришлось сказать. Когда конференция подходила к концу, настал черёд и моего романа. Никто из критиков не решался начать разбор. Слово предоставили Михаилу Негативову. Его голова, практически лишённая волос, походила на гладкое яйцо. Он взял мою рукопись крючковатыми руками, быстро пролистал её. Я увидел пометки, сделанные на полях.
– Смелая вещь, – резюмировал критик с головой, похожей на яйцо. – Бесспорно, такие романы нужны. Но уж коли вы решили посвятить жизнь писательскому ремеслу, неплохо изучить каноны, по которым работают авторы.
Я готовился к худшему, поэтому с облегчением выдохнул, услышав его слова. Ожидания оправдались.
– Стиль, используемый вами, просто никуда не годится! У вас превосходно поставленная речь, но вы не умеете ею пользоваться, – к обсуждению присоединился самый молчаливый участник съезда. Его голос эхом разносился по большому залу. Присутствовавшие литераторы внимали его речам, тайно радуясь чужому поражению. Критик с пренебрежением отложил рукопись.
– Поймите, если вы хотите стать писателем, то надо читать классическую литературу, много времени проводить за наблюдениями, потому что без них не построить сюжет, не развить личностей героев. Необходимо владеть русским языком.
Я не знал, что ответить и кратко записывал требования в блокнот. Стоило, конечно, с упрямством бульдога защищаться, но я понимал, что критики правы.
– Чтобы совсем не втаптывать в грязь, хочу отметить, что характеры персонажей тщательно проработаны, – произнёс очередной рецензент, но его перебили.