Ниндзя с Лубянки - стр. 25
– Китаец, значит, оставил? Уведите понятых и супругу! – скомандовал Юдин и, дождавшись, пока они останутся одни, наклонился к профессору и очень тихо сказал:
– А теперь, Петр Николаевич, вы мне расскажете, зачем к вам сюда приезжали Охаси и Огата, о чем вы тут разговаривали и какую роль в этой истории играла ваша любовница Людочка.
Макин в ужасе посмотрел на него, обхватил лицо руками и заплакал.
Незаметно вошедший в квартиру вслед за чекистами Арсений Чен в это время неподвижно стоял перед большим книжным шкафом. Марейкис неотрывно смотрел на корешок толстой книги, выступавшей на средней полке. На корешке по-японски было написано «Основы конфуцианской этики в изложении учителя Сакамото». Чен наконец смог расслабить судорожно сжатые челюсти, аккуратно открыл дверцу шкафа, достал книгу, сунул ее себе за пазуху и, никем не замеченный, вышел на улицу.
Глава 4. Корейский мальчик
Москва, Зубовский бульвар, 1964 год
– Ниндзя существуют. Почему бы и нет? Или не существуют. Нет проблемы в том, что ниндзя есть или их нет. Есть проблема в том, что мы имеем в виду под этим понятием, – хозяин квартиры с улыбкой, но, не глядя ни на кого, долил себе в маленькую, очень чистую чашечку из старого и на вид очень грязного, закопченного металлического чайника светло-зеленую жидкость с запахом рыбьей чешуи, с наслаждением втянул ее, чуть пришлепывая губами, в себя. Умиротворенно прикрыл глаза. На вид ему было от 60 до 70 лет – никак не представлялось возможным установить точно возраст хозяина квартиры. Виной тому была его ярко выраженная восточная внешность и странная для этого места и времени манера одеваться. Он был высок ростом, очень худ, но широк в плечах, как это часто бывает у дальневосточных народов. Если бы не слишком маленький нос, лицо его – очень интеллигентное, с высоким и широким лбом – походило бы на лицо вождя племени апачей из американских фильмов.
Несмотря на жару и тот факт, что хозяин принимал гостей в своей квартире – по-домашнему, без изысков, – одет он был в светло-серую пиджачную пару, отглаженную так, что сама возможность двигаться в таком костюме, не смяв при этом ни одной бритвенно острой стрелки, вызывала серьезные сомнения. Под пиджаком сияла белая сорочка из тех, какие нынче можно увидеть либо в музее, либо на дирижере из консерватории, а жилистая желтая шея была увенчана галстуком-бабочкой, цвет и рисунок которого соответствовали расцветке платка, кокетливо торчавшего из нагрудного кармана пиджака, и рождала у гостей один и тот же эпитет: «благородный».