Никто не узнает - стр. 64
– Я была маленькой и наивной, Тристан, – она назвала меня по имени, а значит была на полном серьезе, несмотря на улыбку. – Мне правда казалось, что ты тот самый. Но это далеко не так.
– Прости, – мой взгляд направился вдаль, к горизонту.
– За что? – усмехнулась Инесс, – За то, что сказал, как есть? Не давал ложных надежд и был честен со мной?
– За то, что наговорил о родителях.
Инесс замолчала, потом закинула в рот помидор черри, и спустя минуту молчания ответила:
– Но ведь и в этом ты был прав. Я никогда не была для отца чем-то большим, чем сосуд, который он показывал всем, в качестве дочери. А мама хотела наполнить меня кристально чистой водой, не зная, что внутри меня столько трещин и грязи.
– Но при этом ты сохранила собственное «я», что важно.
– Может быть, – пожала плечами малая, – А твоя мама? Какая она?
Я улыбнулся, несмотря на давящее чувство в области солнечного сплетения.
– Она чистая француженка, у нее очень интересный акцент, и она всегда принимала нас с братом такими, какие мы есть. Наверное, это и вправду важно, когда тебе принимают со всеми изъянами, и не пытаются переделать.
– Именно, – грустно шмыгнула носом Инесс, – А как верить в то, что тебя примут настоящую, когда этого не делают даже собственные родители?
– Однажды, обязательно появится человек, который полюбит тебя такую, какая ты есть, – сделал глоток пива, посмотрев украдкой на малую.
Мне тридцать три. Нашел ли я такого человека? Нет. Может я и соврал, говоря это, ведь порой, даже самый близкий не может принять твои изъяны. И, конечно, мы не вправе их осуждать. Иногда даже мы сами не можем их принять, что уж говорить о чужих людях, да?
– Что еще можешь рассказать о своей маме? – Инесс явно не желала продолжать тему, и я был не против ее закончить.
– Главная мечта мадам Барбары: мои дети.
– Каждая мать желает увидеть внуков, – рассмеялась Инесс, – Твоя мама одна из них.
От этих слов захотелось затопить себя прямо здесь посреди лазурного моря.
– Я никогда не женюсь, – ответил отстранённо.
– А если…
– Даже если буду влюблен, – перебил сразу, – Любовь проходит. Страсть проходит. Чувства проходят. Все это развеивается как дым, и не остается ничего, кроме дыры в сердце.
Я просто не мог пережить все это снова.
– А вы, мадемуазель? – повернулся корпусом к Инесс, – Уверены на счет Валентина?
Инесс изменилась в лице. С усмешкой отвела взгляд, от меня, словно я говорил какой-то бред.
– Бояться, наверное, стоит ему.
– Не могу поспорить.
Инесс рассмеялась, толкнув меня плечом, и я почти рухнул на землю. Ее смех был таким искренним, проникая в глубокие затворы души. Мы просидели у скалы почти час, прежде чем телефон Инесс зазвонил, и девушка поменялась в лице.