Никитский бульвар - стр. 39

Когда я увидел профессора, партия громила безродных космополитов, евреев тож, Бернштейну пришлось сочинить для академического журнала статью «Против идеализма в фонетике». Но с факультета его не изгнали.

Кафедрой славянской филологии заведовал его однофамилец, знаток болгарского языка профессор Самуил Бернштейн. Я не знал, что он был первым деканом возрожденного филологического факультета, который большевики после революции разогнали за буржуазность. Как ему, явному «космополиту», удалось пережить грозу? Тем более, что Самуил Бернштейн никогда не скрывал неприязни к «марксистскому учению о языке» академика Марра, господствовавшему в СССР. На его счастье все газеты напечатали статью Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», прозвучавшую как гром среди ясного неба в разоренной войной стране. Вождь вмешался в дискуссию филологов и подверг беспощадной критике взгляды академика Марра и его учеников. Они намеревались изгнать из университета Самуила Бернштейна, но неожиданно поменялись с ним ролями. Преследовать начали тех, кто годами рассуждал на лекциях о «классовости языка», «надстройке над базисом» и подобном абсурде. Учеников покойного академика переводили из Московского университета в другие институты, с дневного на заочное отделение МГУ, прорабатывали на партийных собраниях.

О пережитой драме профессор Самуил Бернштейн рассказал в «Зигзагах памяти», выдержках из дневника, который вел всю жизнь. А Юз Алешковский по поводу дискуссии о языке с участием вождя сочинил песню:

На втором курсе журналисты отпочковалось от филологов, пришлось мне в качестве курсовой работы писать о статьях Ленина «Как нам организовать соревнование» и «Великий почин», ссылаясь на Сталина. В коридорах факультета журналистики появились свежеиспеченные доценты, бывшие редактора партийных газет, не умевшие ни говорить грамотно по-русски, ни писать. Один такой лектор на кафедре предлог «чтобы» постоянно произносил как «штабы», пока один из студентов с места злорадно не спросил: «Какие штабы?» И все услышали доцента Софронова, заставившего аудиторию хохотать. В его ответе «чтобы» с твердым шипящим меняло ударение, но звучало с мягким шипящим звуком: «Молодой человек, я говорю “штабы” не в смысле “штабы”, а в смысле “штабы”».

В истоке Никитского бульвара сломали все, когда прокладывали Новый Арбат. В доме, № 3, согласно «Всей Москве» за 1928 год, проживали сестры Анна и Мария Вейцман. У их отца, чиновника конторы по сплаву леса, родились пятнадцать детей. Трое умерли младенцами. Все остальные выросли. Из-за пресловутой «процентной нормы» братья и сестры Вейцман учились за границей. В Россию вернулись трое с высшим образованием и правом жить в Москве. – Анна – с дипломом биохимика, Мария с дипломом врача. Их брат Самуил окончил политехнический институт в Швейцарии. Убежденного социал-демократа, состоявшего до революции в Бунде, как «английского шпиона» расстреляли в годы «большого террора».