Нигилист-невидимка - стр. 39

– Похоже, зря мы ездили, – глядя на него, постановил Анненский. – Взяли чёрта с фальшивым паспортом. Судя по грубой работе, сам и нарисовал.

– Чё ты гонишь? Я, в натуре, Раскольников, – вскинулся сидящий на софе. – Баранки сними, гнида, я тебе мигом чичи протараню. Полезли семеро на одного, псы. Да я вас всех на каркалыге вертел, помоешники.

И заругался сипло, размеренно и тоскливо.

«Un tel langage ne s’ecrit pas. On le chuchote la nuit a 1’oreille, d’une voix rauque[5]”, – Анненский мысленно улыбнулся, но на лице его в то же время проступило крайнее пренебрежение.

– Не мурчи, фраерам не положено. Ты – порчак, – словно выплюнул сыщик. – Фраер порченный, а не вор, – сквозь губу цедил Александр Павлович. – Твой фарт – тиснуть с чердака прачкины лантухи. Не лепи горбатого, ваня, какой ты Раскольник? Ты крадун и звать тебя Чердачник.

– Я – Радиан! – как о чём-то само собой разумеющемся заявил преступник.

– А в паспорте написано, – жандарм демонстративно поднёс к глазам бумажку. – Роман Родионович.

– Ра-дионович, – с расстановкой поправил задержанный. – А в паспорте, то контора описалась, много они понимают, дятлы таёжные.

– Радиан? – дребезжащий голосок мэтра уголовного розыска заставил всех стихнуть и обернуться. – Ты убил учителя Василеостровской гимназии концентрированным раствором циркуля…

Порфирий Петрович произнёс с непонятной интонацией, не кончив фразы, словно бы не спрашивая подозреваемого, а признавая виновного, но Раскольников сразу кивнул.

Старенький следователь опёрся о притолоку, перешагнул через порог, подошёл близко к задержанному, нацепил на нос пенсне, всмотрелся.

– Ах, как на батюшку похож, боже мой. Не обознаться, настоящий потомок.

– А вы… – у задержанного встал ком в горле.

– Да, – сказал Порфирий Петрович.

Секунды длилась немая сцена.

– Позвольте поцеловать вам ручку, – со вздрагивающими губами обратился Раскольников.

– Это излишне-с, – сказал Порфирий Петрович. – Как здоровье батюшки?

– Почил двадцать восьмого января первого года, – ответил душегуб, как бы слегка законфузившись. – Вот я от большого горя и решил податься в Санкт-Петербург.

– О матушке не смею спрашивать-с, – сказал деликатный следователь, ни на что не надеясь, но задержанный удивил его:

– Жива-здорова, работает.

– Ай, молодца! – воскликнул Порфирий Петрович совсем другим тоном и подмигнул левым глазом. – Ну-с, давайте приступать к обыску.

Тут же, на столике, следователь разложил бумаги и писчие принадлежности, ему поставили уцелевший стул. Пригласили квартирную хозяйку и прислугу. Стали шмонать. Впрочем, Раскольников ничего не утаивал, сразу показал все тайники, в которых прятал ценные вещи, но не от полиции, а, по его словам, для пущего сохрана.