Нигилист-невидимка - стр. 38
– Раскольник…
– Раскольников Радиан Радионович!
Когда сутолока улеглась и вдобавок к фонарям запалили свечи, в каморке заметно посветлело и можно стало оглядеться. Клетушка шагов шесть в длину оказалась практически полностью забита народом. Обитель Раскольника имела самый жалкий вид, совершенно не подобающий архизлодею, много лет наводящему пугливое любопытство на санкт-петербургского обывателя. До того низкая, что Луке Силину приходилось пригибать голову, с отставшими от стен линялыми жёлтенькими обоями, над постелью изрисованными карандашом – восходящее солнце с подписью «Север», палач с топором, церковь с куполами и индуистские знаки благоденствия повсюду (со скуки душегуб развлекался как дитя), – она была тесной как шкаф. Мебель ей под стать: три ломаных стула, в углу – крашеный стол, на котором валялись опрокинутые стаканы, под ним – груда бутылей, да изодранная большая софа, основа гнусного вертепа. Девицы жались у окна. Им побросали их тряпки, дабы прикрыть срам. Привычные ко всякому, они быстро облачались в скромные наряды уличных девок.
Проверили документы. Девки имели при себе заменительные книжки проституток с действующей пропиской. У задержанного нашёлся паспорт на имя Раскольникова, мещанина Тобольской губернии, давно просроченный. Разбойник мог находиться в Петербурге достаточно, чтобы натворить больших дел, и оставалось загадкой, как его не повязали ранее.
– Платон, спускай дев и зови Порфирия Петровича, – распорядился Анненский. – Будем производить обыск.
Дом проснулся. Хлопали двери, на лестнице мелькал свет. Вахмистр с городовым свели проституток. Сделалось едва ли свободнее, но в комнатушке стало можно протолкнуться. В двери сунулась всклокоченная квартирная хозяйка, ей заступил дорогу околоточный, вышел на площадку.
Голый задержанный скрючился на краю постели со скованными за спиной руками. За ним громоздилось сбитое одеяло без пододеяльника, драное, с торчащими лохмами и ватой, пропитанной нечистотами, в тусклом свете принявшей чернильный оттенок. Костлявый, но жилистый, Раскольников был бы в костюме весьма хорош собою. Тёмнорусый, с прекрасными тёмными глазами, тонкими чертами лица, на котором мелькала глубокая задумчивость, быстро сгоняемая гримасой ожесточения, он не выглядел душегубом при своей почти женской красоте. Но было в нём нечто глубоко порочное, вызывающее неосознанный испуг и отторжение у случайного зрителя, а для охранителя служащее мгновенным опознавательным знаком, что человек этот от рождения принадлежит к криминальной скверне общества и весьма опасен.