Ничей - стр. 14
Самое оригинальное обнаружилось в самом низу последнего листа. Ответ бессовестной прессе был подписан моей фамилией.
Сотрудники расходились в недоумении и предвкушении. Недоумевали по поводу факта обязательного коллективного обсуждения статьи, предвкушали продолжение интриги. Я упорно делал вид, что не замечаю бросаемых на меня взглядов. Витюша задержался в дверях и помялся, как всегда.
Я вскинул брови, опять почти по-спикерски.
– Поговорить?
– Да.
– Тогда прикрой дверь.
Витюша прикрыл и сел на ближний ко мне стул.
– Там Колобков копии материалов затребовал, – сказал он вполголоса.
– Каких материалов?
– Наших прошлых договорных публикаций в «Фактах и комментариях», за которые парламент платил.
– А кто он такой, чтобы требовать? – спросил я.
Витюша опустил свои ясные очи.
– Ты дал? – продолжил я.
– Нет пока.
– И не давай. Как объявится Колобков, пусть ко мне идет.
В последующие минут сорок я периодически названивал в приемную Хрюшникова. Там любезнейшую Алевтину Викторовну после обеда сменила совсем неприветливая и немногословная Елена Вячеславовна. По ее словам, спикер то принимал депутатов, то говорил с Москвой по прямому проводу, то, наконец, уехал в неизвестном направлении, не сказав, когда вернется. Звонить Хрюшникову на мобильный я не стал, памятуя о его категорическом запрете на подобного рода действия. Дела пресс-службы Виталий Иванович срочными не считал.
Оставив это бесполезное занятие, я вышел прогуляться и размять ноги. В курилке на первом этаже, у запасного выхода на улицу, раздавались какие-то всхлипы. При ближайшем рассмотрении источником этих звуков оказалась сотрудница нашего собственного печатного издания Ольга Дмитренко. Она то затягивалась сигаретой, то громко шмыгала носом. Глаза у Ольги были явно на мокром месте.
– По какому вопросу плачешь? – осведомился я.
– Достал уже, – мрачно ответила Ольга.
– Я?
– Нет. Колобков.
– Что конкретно случилось?
– Текст мой опять потерял, а на меня орет. Будто я его не сдавала!
– Ты протоколируй и документируй.
– Протоколирую! По электронной почте посылаю в соседний кабинет! Но он же чокнутый! Номер сверстает, в типографию отошлет, а потом про свои же планы вспоминает.
– Амнезия.
– Что-что?
– Заболевание такое. Не рыдай, побереги здоровье. А то будешь такой же, как он.
– Типун тебе на язык! – Ольга нервно затушила окурок. – Пойду работать, а то сегодня еще в редакцию надо, за авансом.
Коллектив парламентского издания был почти в полном составе приписан к редакции бывшей областной партийной газеты «Ленинское знамя». С каждым его членом оформляли краткосрочный договор: с новичками – на месяц, со всеми остальными – на квартал. Считалось, что в таком случае люди будут острее чувствовать ответственность за свои слова и поступки. На довольствии в аппарате стояли двое: Колобков, редактор выпуска, и фотограф Колёсиков. Последнему платили сущие копейки, и он, как мог, подхалтуривал, устраивая левые фотосессии с депутатами. А пишущая наша братия регулярно бегала в «Знамя» за сладкой копеечкой, подвергаясь там мелким унижениям. Старые «ленинцы», которые давно приватизировали редакционный особняк со всеми активами, свысока смотрели на входящих-исходящих. Сами они бросили писать вообще, сдавая газетные полосы под рекламу, постановления-извещения и договорные материалы о достижениях властей.