Незримый фронт Отечества. 1917–2017. Книга 2 - стр. 6
Разведка США совершала все мыслимое и немыслимое, чтобы добраться до этих сведений и получить объективную и достоверную информацию. Наша контрразведка, напротив, сосредоточила свои усилия на защите этих, пожалуй, самых секретных в то время материалов. Вместе с тем она делала все возможное, чтобы обмануть противника, ввести его в заблуждение по поводу стратегических замыслов советского военно-политического руководства, а также относительно сведений по поводу тактико-технических и боевых характеристик нашего оружия, его количественных показателей, мест дислокации. Тем более что изначально советская позиция в атомном противостоянии была более уязвима – и ядерных боеголовок меньше, и полетное время носителей до территории США дольше, не говоря о множестве других нюансов.
Именно тогда в оперативную лексику отечественных спецслужб прочно вошел термин «скрытое управляющее воздействие на противника», в рамках которого до потенциального противника надо было довести такую информацию, которая бы заставила его сделать окончательный и бесповоротный вывод о бесперспективности проведения масштабных или локальных боевых действий против СССР с использованием ядерного оружия.
И вот весной 1966 года в американское посольство в Дании неожиданно приходит советский гражданин и выкладывает на стол схемы отдельных узлов ракеты морского базирования, отснятые на фотопленку в одном из секретных «почтовых ящиков» Ленинграда, уже давно интересующем ЦРУ. Американцы были просто вне себя от радости.
«Идея подставы противнику контролируемого нами источника секретных сведений далеко не новая, – говорил мне Николай Богданов, полковник в отставке, кавалер более 20 боевых наград, один из тех, кто задумал и начал реализацию плана по подставке Лэнгли советского «шпиона-инициативника». – Американцы знали этот прием и зачастую отказывались от подобных контактов со стороны шпионов-инициативников. Поэтому мы решили сыграть на западном меркантильном прагматизме: почему бы не представить передачу секретов американцам не как акт «предательства» советского гражданина (именно от подобных доброхотов американцы зачастую отмахивались, словно от назойливых мух), а как взаимовыгодную сделку по купле-продаже секретной информации. Некий прообраз рыночных отношений в сфере шпионской деятельности. Нам представлялось, что именно такой подход будет близок меркантильной сущности и деловой хватке американцев».
«Майкл, как меня назвали цэрэушники, не был предателем и не собирался “съезжать за бугор”, – описывал мне позже свой образ «агента» Михаил Плавин. – Для моего двойника тайный контакт с иностранцами стал результатом стечения различных объективных и субъективных жизненных обстоятельств. Американцам импонировало, что я не какой-то тривиальный изменник, предатель, которому наплевать на интересы своей страны, а деловой человек, который хочет продать имеющийся у него товар и сделать это “не токмо корысти ради”, а еще и во имя общих интересов предотвращения ядерной войны и возможных партнерских взаимоотношений между нашими государствами в будущем. Если хотите, у этого человека была своя философия, которая очень близка по духу американцам. На этом и строилась вся игра».