Незнакомцы на мосту - стр. 27

В то же время мне пришлось отметить, что в столь сложном деле единственному адвокату было затруднительно состязаться с неограниченными людскими ресурсами федерального правительства. Я только начал изучать документы, но сразу же четко и болезненно осознал, что один противостою министерству юстиции и целой армии агентов ФБР. А ведь за моей работой пристально следили представители адвокатуры Нью-Йорка и прессы.

Я выразил надежду, что они будут придерживаться процедуры, принятой, например, во время Нюрнбергского процесса, где проводилось досудебное предъявление улик, чтобы в ходе суда обвинение не имело возможности предъявить новые доказательства, не рассмотренные прежде защитой. К примеру, в Нюрнберге вечером, накануне моей демонстрации в зале суда документальных кинокадров о нацистских концлагерях, было выдвинуто требование провести частный предварительный просмотр для всей группы, представлявшей защиту обвиняемых.

Это правило мы переняли из практики европейского судопроизводства и согласились применить его в Нюрнберге, потому что стремились, чтобы приговор международного военного трибунала был одобрен всем мировым сообществом – и особенно в самой Германии – как справедливый и принятый с соблюдением всех прав подсудимых.

– По моему мнению, – сказал мистер Мур, – подобное досудебное предъявление улик может создать крайне нежелательный прецедент для проведения будущих разбирательств уголовных дел в нашей стране.

– Возможно, если бы речь шла о рядовом случае, – возразил я. – Но в суде над Абелем, как в Нюрнберге, на кон поставлен наш престиж на международной арене. Мы хотим, чтобы все страны мира признали, что нигде не существует более справедливой системы правосудия, чем в Америке. Все проводимые нами процедуры должны выглядеть обоснованными в глазах, например, каждого рядового европейца.

В принципе мы пришли к соглашению, но мне дали ясно понять, что они покажут заранее только то, что обязывает предъявить федеральное положение о процедурах криминальных судебных разбирательств, но ничего сверх того.

Затем Томпкинс заявил:

– Мне это дело представляется крайне простым. Мы проведем процесс в открытой и прямой манере. В нем не будут фигурировать никакие незаконные магнитофонные записи или другие доказательства, полученные нелегально. Прокуратура не видит необходимости в том, чтобы прибегать к приемам, вынуждавшим Верховный суд в прошлом отказываться утверждать обвинительные приговоры по делам о шпионаже.

Когда же я прямо задал вопрос, будет ли правительство настаивать на смертном приговоре, он ответил, что на данный момент официальная точка зрения исчерпывается желанием просто изложить имеющиеся факты в зале суда, не давая никаких рекомендаций по поводу приговора.