Нежеланный ребенок мажора - стр. 52
Хочу дернуться и уйти, но сестра не пускает, крепко держа меня за руку.
– Надеюсь, Паша задаст ему! – говорит мне тихонько, бросая отчего-то злобный взгляд на дверь кабинета. Смотрю на нее в ожидании продолжения фразы и не обманываюсь в ожиданиях. – Ты не представляешь, что он сделал!
Испуганно хлопаю глазами. Неужели он вспомнил и рассказал про нас!
– Испортил мои вещи! – пучит сестра глаза, плотно сжимая губы в тонкую полоску. – Лямки подрезал, ручки у сумок, ремешки у туфель! Я как это всё увидела… – Сестра зажмуривается и, несколько раз вдохнув и выдохнув, приводит себя в чувство. – Зарвался мальчик. Что я ему сделала? Вот что?
– Когда он успел? – не понимаю я, хмурясь и пытаясь представить Тимофея с ножницами или ножом, совершающего такое мелкое вредительство.
А вдруг он у меня в комнате подобное сделал? Неосознанно хватаюсь за свои лямки платья. Вроде целые.
– Пока мы на отдыхе были. Всё настроение испортил, гадкий мальчишка! Ну ничего, в Лондоне перевоспитается, вернется нормальным человеком…
Лондон? Какой Лондон? В смятении гляжу на сестру, пытаясь понять, о чем она говорит. Тимофея отец отправит за границу? Зачем?
– В Лондон? Что там в Лондоне?
– Учиться он там будет, раз здесь не может себя нормально вести! Хоть дышать сможем в этом доме спокойно! – бравирует сестра, явно радуясь этому событию.
А я? Что испытываю я? Облегчение? Радость или грусть? Сама не понимаю, лишь держусь за живот, как будто таким невольным жестом хочу поддержать своего ребенка, чей отец скоро исчезнет из нашей жизни.
И тут приходит понимание, что я так или иначе ждала, что он признает свое отцовство. Хоть и боялась этой минуты, но всё же не хотела, чтобы Тимофей никогда не узнал правду…
– А теперь в больницу! Не обсуждается! – слышим мы все окончание разговора Тимофея и его отца.
Непререкаемый тон Павла Петровича звучит от дверей кабинета, и вся шумная родня бросается туда, узнать, что же происходит.
Я сижу на месте и почти не слышу, что говорят. Стоит такой шум и гам, что невозможно понять. Да и Тимофея я не вижу, его заслонили родственники. Но внутри колотится мысль: «Он уедет, он уедет, надолго уедет».
А вот бы встать сейчас и сказать, что я беременна от него! Что никуда он уехать не может, а должен принять на себя отцовство. Но так я, конечно, скажу лишь в своих мечтах. Ведь проблема в том, что Тимофей ничего не помнит.
– У меня всё нормально! – наконец прорывается сквозь гам голос Тимофея. – Я не поеду в больницу.
– Тогда надо вызвать врача, сюда! – причитает Нонна.
– Мама, сядь, мы сейчас тебе врача вызовем! Всё с этим оболтусом в порядке, – успокаивает ее Павел Петрович, крепко держа за плечи и усаживая на диван. – Он сейчас извиняться будет за свое поведение, а потом пойдет в свою комнату отдыхать. А утром начнет помогать сестре со свадьбой, да, Тимофей?