Нежданное счастье - стр. 32
Тяжелее стало потому, что «отношения» с офицером не были образцово-показательными. Виталий не отличался никогда нежностью и мягкостью. Он был довольно откровенно груб со мной. Если ему требовался секс, он приказывал прийти к нему домой под видом готовки, а потом обнаглел так, что стал требовать убраться в квартире, постирать и погладить его одежду.
Чаще всего, стоило переступить порог его квартиры, лейтенант ставил меня раком и нещадно трахал в зад, иногда даже скупясь на смазку или просто забывая о ней. Мне было иногда больно, неприятно, но приходилось терпеть, закусывая губу. До моей вагины ему почему-то дела не было. Она его в принципе не интересовала. «Может, он пока в училище был, с мужчинами трахался?» – подумала я однажды. Но спросить, конечно, побоялась.
Чего Виталий никогда не делал со мной – так это не ласкал. То есть я за все то время, пока я была его «бесплатной давалкой», как он меня называл, не испытала на вкус его губы. И он никогда не пытался даже сделать приятное своему секс-подчиненному: погладить просто, не говоря о том, чтобы поцеловать или приласкать мою киску.
Всё то удовольствие, которое было во время наших встреч, доставалось только лейтенанту. Он мог кончить за вечер один раз, а потом, проснувшись посреди ночи, снова начать меня трахать, и так три-четыре раза подряд. Откуда у него столько похоти было, я не знаю. Но уходила я от него всегда с полным задом и ртом спермы, которую даже не мог вытереть как следует: воспользоваться душем Виталий мне не предлагал. Так что приходилось потом, в общажной умывалке, протирать себя влажными салфетками и ими же чистить заляпанную семенем форму. С некоторых пор офицер даже презиками пользоваться перестал.
Я молча и покорно терпела это всё, поскольку очень боялась того, что со мной могут сделать, если Виталий натравит голодных до секса солдат. Если бы он разболтал, то жизнь моя в армии превратилась бы в сущий ад. Был у нас один пример, как это случается. Однажды подслушала разговор двух поварих, которые вышли на задний двор покурить. Я в это время отмывала большую кастрюлю, дверь была открыта.
– Кто тебе рассказал-то? – спросила одна из коллег.
– Неважно. В общем, я кое-что прочитала тайком. Письмо одно. Вот я тебе сейчас прочитаю. Только смотри, никому! – она зашуршала бумагой, разворачивая послание.
«Помню, я проснулся посреди ночи в казарме от сдавленного вскрика. Вздрогнул всем телом и насторожился. Проснулся и сосед. Зевнул, потянулся. Тут вскрик повторился, но уже потише, приглушённее. Я лежал, замерев, и только сердце гулко бухало в груди. «Что это?» – испуганно шепчу я у Дениса, который лежит внизу.