Нейтральной полосы нет - стр. 3
Тогда Никита только вернулся с настоящей границы и, как по человеку, скучал еще по своему Омару – «кобель, огромный, голова – три моих, семьдесят пять в холке». Ребята из клуба, пользуясь любым случаем, заставляли его вспоминать и рассказывать «эпизоды из боевой пограничной жизни».
Никита старательно вспоминал, истово рассказывал и, наконец, поймал себя на том, что рассказывает больше, чем на самом деле было.
Что у него там особенного было? Да, пожалуй, ничего, кроме чувства напряженной ответственности: ночь, собачьи уши, как локаторы, ветер, и птицы уже на той, не нашей земле, и вся страна – за его спиной.
В теперешней его милицейской, так сказать, жизни набралось бы уже побольше, без кавычек, боевых эпизодов. Но к милицейской его работе ребята относились без особого интереса. Их участковый инспектор. Подумаешь, большое дело.
О многом они, конечно, не знали и не должны были знать. Но все-таки Никита часто задумывался над их нелюбопытством и считал, что ребята должны больше интересоваться работой милиции. Задумываться перестал, когда Вадим заметил ему:
– А в этом твоя вина, между прочим. Ты их и доложен заинтересовать.
– Какая же сегодня граница, Марина, – сказал Никита. – Скоро гости приедут. Завтра если только.
Он обнял девочку одной рукой, прижал к себе. Она засунула пальцы в короткие рукава прошлогоднего пальтишка, положила голову к нему на плечо. От волос ее пахло теплым, домашним.
– А тетя Ира приедет? – спросила Марина.
– Приедет. Куда ей деваться? Тетя Ира при нас. Вроде Ивана Федотовича.
– У Ивана Федотовича жена есть.
– Что толку? Жена-то чокнутая.
– Никита! – укоризненно произнесла Галя, Маринкина мать, Вадимова жена, не ко времени скрипнув дверью за их спинами. Теплое облачко вырвалось на крыльцо, запахло горячими пирогами. Никита шумно потянул носом и взглянул на часы.
– Выбирал бы ты выражения, – продолжала Галя. – Ты не думай, что это шик. Это в тебе еще детская болезнь играет. Вадим, когда в следователи выходил, первое время тоже без жаргона – ни на шаг.
– Никита не следователь, – ревниво поправила Марина. – Никита будет сыщик!
– Ух ты! – Никита похлопал Маринку по плечу. – Все равно, Маринка. Что эти следователи! Им поймай да приведи, тогда они, может быть, чего-нибудь и состряпают. Так или нет?
Смеясь, он повернул голову и заглянул в близкое Маринкино лицо. Но Маринке уже хотелось заступиться и за отца. Она не нашла что сказать, круглые, ясные глазки ее смотрели откровенно жалобно, а губы, со вкусом произнесшие шипящее слово «сыщик», так и остались напряженно раскрытыми, словно она показывала свои беленькие, широкие, как у зайчонка, резцы.