Невысказанное завещание (сборник) - стр. 8

Талант писателя раскрывается в произведениях, созданных в годы войны[10]: «Бала» («Дитя», 1941), «Ана һәм кыз» («Мать и дочь», 1942), «Бер генә сәгатькә» («Лишь на час», 1944), «Ялгыз каз» («Одинокая гусыня», 1944), «Мәк чәчәге» («Цветок мака», 1944). А. Еники так характеризует их основной пафос: «Сугыш кыры – үлем кыры булса да, мин әнә шул хикәяләремдә яшәү турында, тереклекнең үлемнән көчлерәк булуы турында язарга тырыштым… Юк, үлем тереклекне бервакытта да җиңәчәк түгел!..» [Еники, 2000, 4: 454]. «Я каждый день видел смерть, однако в рассказах своих писал о жизни, о том, что она сильнее смерти… Нет, смерти никогда не одолеть жизнь!..» [Еникеев, 1998: 418]. Ф. Миннуллин определяет отличие военной прозы писателя от произведений других авторов, изображающих героические события и подвиг советских солдат: А. Еники освещает войну с философской точки зрения, в поле его зрения – психология человека, напряжение его чувств[11].

Время хрущёвской оттепели – наиболее плодотворный период в творчестве писателя. Он создаёт значительное число повестей и рассказов: «Рәхмәт, иптәшләр!» («Спасибо, товарищи!», 1952), «Саз чәчәге» («Болотный цветок», 1955), «Кем җырлады?» («Кто пел?», 1956), «Йөрәк сере» («Тайна сердца», 1957), «Ялгызлык» («Одиночество», 1957), «Туган туфрак» («Родная земля», 1959), «Шаяру» («Шутка», 1959), «Рәшә» («Марево», 1962), «Төнге тамчылар» («Ночная капель», 1964), «Матурлык» («Красота», 1964), «Әйтелмәгән васыять» («Невысказанное завещание», 1965), «Җиз кыңгырау» («Медный колокольчик», 1966), «Вөҗдан» («Совесть», 1968) и др. Сам писатель так характеризует своё настроение в эти годы: «Җәмгыятьтә сәяси-иҗтимагый атмосфера йомшарды, гадәткә кергән курку-сагаюлар кимеде, иркенрәк сулый да башладык… Кәеф тә яхшыра төште, эшкә дәрт тә үсте. Бәрәкәтле бу үзгәрешне мин иң элек үземдә тойдым. Сталин вакытында минем әдәбияттагы хәлем шактый мөшкел иде. Читләтү һәм кырын караш җанны бик борчый иде. Хәзер исә мин үземне башкалар белән тигез итеп тоя башладым. Иң мөһиме: үзем теләгәнне үземчә язу мөмкинлеге туды кебек» [Еники, 2004, 5: 179]. «В   обществе смягчилась общественно-политическая атмосфера, снизился ставший привычным страх, и дышать стало легче… И настроение стало повышаться, и трудовое рвение. Эти благодатные перемены я, прежде всего, почувствовал на своих плечах. В сталинское время моё положение в литературе было довольно затруднительное. Отчуждение и косые взгляды чрезвычайно тревожили душу. Теперь я стал чувствовать себя наравне со всеми. Самое главное – стало возможным писать, как я сам этого хочу…»