Невозвратный билет - стр. 30
– Может, не стоит, – пробубнил он.
Прекрасный муж. Очень тактичный и вежливый.
Пока я думала, почему все еще живу со Степаном, позвонила Маруся. Если бы она мне не звонила в момент тяжких раздумий… Настя и ее дети возвращали меня к реальности. Ради них хотелось жить дальше.
– Тетя Аня! – завопила в трубку Маруся, перекрикивая среднюю сестру и младшего брата. – Опять сочинение на завтра задали! Срочно!
– И что? Тебе тема не понятна? – уточнила я.
– Тема понятна! Как писать непонятно! – орала Маруся.
– Почему ты еще не спишь? Уже половина одиннадцатого, – спросила строго я.
– Заснешь тут с ними! Можно потише? Мне еще географию делать! – Маруся горько расплакалась.
– Так, географию сделаешь на перемене. Спиши у одноклассников, в конце концов. Сочинение я тебе напишу. Утром встанешь и перепишешь. Сейчас спать. Немедленно. Я тебе дарила маску для сна и затычки в уши. Самое время ими воспользоваться. Поняла?
– Спасибо, теть Ань.
Маруся меня любила, я это знала и чувствовала. Я была ей нужна. Только она могла позвонить просто так и спросить, ловила ли я сегодня снежинки ртом. Или валялась ли в опавших листьях, которые собрал дворник. Маруся была романтичной мечтательницей. Она чувствовала язык, красоту выражений. Ей нравилось фантазировать. Она не боялась спрашивать.
– Теть Ань, а почему рассвет румяный? И почему тогда на пироге румяная корочка? Или пирог подрумянился, то есть почти сгорел? Рассвет ведь как румяна розовый, а не как сгоревший пирог, – спрашивала Маруся. – А почему утро прозрачное? А почему…
Я выходила на улицу и ловила снежинки ртом, чтобы потом описать Марусе ощущения. Ложилась на опавшие листья или в сугроб. Делала то, что и Маруся. Мне было важно передать ей краски, эмоции, полутона прилагательных…
– Ну что, звонила? – Настя забрала телефон у дочери.
– Звонила.
– И что? Узнала?
– Ага. Моего отца звали Иванов Иван Иванович.
Настя выругалась.
– Пожалуйста, не выражайся при детях, – попросила я в стомиллионный раз.
– Ну подбери мне синонимы, – хохотнула Настя.
– Блин, ужас, кошмар, жесть, зашибись, – ответила Маруся на заднем фоне.
– Нет, Марусь, иногда ненормативная лексика может быть как никогда уместной, и тетя Аня тебе это подтвердит, – заявила Настя.
– Да, подтверждаю, – ответила я, – но не стоит это повторять в стенах школы.
– Ты сказала Степану? – спросила Настя.
– Сказала. Но эта информация не заставила его отвлечься от мемуаров Киссинджера, – призналась я.
Настя снова выругалась.
Это может показаться странным, но меня действительно никогда не заботило собственное происхождение. Я не искала предков, не пыталась выстроить генеалогическое древо. В детстве я вполне попадала под норму – у многих детей не было отцов. Или они напоминали о себе только алиментами. Скорее, полные семьи, а уж тем более многодетные, считались чем-то удивительным. Даже рождение второго ребенка имело веские причины. Или появление у мамы нового мужа, которого требовалось «удержать общим ребенком». Или если муж рассчитывал на появление наследника, а рождалась девочка. Тогда да, женщины предпринимали вторую попытку. Была, конечно, еще одна распространенная причина – если муж решил уйти из семьи и его опять нужно было «удержать всеми способами». Самый простой – забеременеть. По закону мужчина не мог развестись с женой до того времени, пока ребенку не исполнится год. А за это время многое могло измениться. Не каждая любовница согласится ждать. Настя, например, как раз была вторым ребенком, который выполнил свою миссию – отец не ушел из семьи. Светлана Петровна, Настина мать, нежная, хлопотливая, заботливая с внуками, идеальная бабушка, так и не смогла простить мужу измену – спустя годы и десятилетия пилила его каждый божий день, припоминая, упрекая, проклиная. Настин отец стоически терпел. Однажды признался, что не зря – ради счастья видеть внуков. Он стал замечательным дедушкой – часами гулял с коляской, играл, читал, пел песни, носил на руках, укачивая.