Невидимая река - стр. 24

и Джонатан Свифт похоронены здесь. Я пришел сюда против воли. Последний раз я был на похоронах… ах да, когда хоронили маму. Где в Белфасте можно проводить в последний путь еврейку, к тому же атеистку и гуманистку? В синагоге – исключено. Снять зал в аренду. А церемонию кому вести? Отец подыскал человека. Актера с заунывным голосом. Он говорил о маме, которую вовсе не знал. Он продолжал играть, пока все не переросло в фарс. Если поминальная служба должна рождать в душе катарсис, то это была его полная противоположность.

– Черт!

– Тихо ты! – отозвался Джон.

Служба, рукопожатия, слезы. Джон, Фейси и я, вымокшие, втиснулись в машину Фейси, «форд-фиеста».

Дождь стекает по сломанным дворникам на лобовом стекле. Мы движемся в похоронной процессии. Фейси выжимает сцепление, останавливается. Мы вышли из машины и направились вперед по набережной. Бледная вода залива. Черные тучи. Подъем на Дауншир-роуд. Кладбище. Восхитительное зрелище: народ придерживает на головах шляпы, зонты раскрыты и вывернуты ветром наизнанку. К кладбищу идут только мужчины. Женщины, как и положено в протестантском Ольстере, остаются снаружи кладбищенских ворот или дома готовят еду для поминок.

Могилы. Плиты. На некоторых что-то изображено. На других мокрые цветы. На детских – скорбные изречения. И вот – эта самая. Печальнее всех. Только не смотреть в эту сторону. Только не смотреть. Навещал три раза за шесть лет. Боль. Немота. Ком в горле. Лампа над кроватью в больнице, мама, накачанная лекарствами, ее тело, терзаемое болью, только я и она. О господи! Джон и Фейси все еще рядом со мной. На секунду я опираюсь на Джона, чтобы не упасть.

Мистер Патавасти, Колин и Стивен Патавасти и их дядя, которого я вижу в первый раз, несут гроб. Оскальзываясь в грязи под этим грузом смерти в ящике. Все кончено. Виктория убита бандитом-мексиканцем в своей квартире в Денвере. Вот ведь нелепость. Такая потеря.

Туман на холмах. Холм Нок с одного края в бледных кругах серого и зеленого цвета. Запах. Пахнет сырой землей. Вокруг кладбища несет навозом вспаханного поля. Служба. Белая сутана священника промокла и развевается от ветра. Шестьдесят мужчин в темных костюмах стоят и мокнут под дождем. Никто не может разобрать, что говорит священник.

И тут до меня доходит. Это же похороны по христианскому обряду! Она была христианкой. Тогда к чему была вся эта индуистская мифология? Просто поза? Доля экзотики для двухполюсного, сектантского Ольстера.

О Виктория! Как мы похожи с тобой. Как тебе понять это, ведь ты же там, и дождь барабанит по крышке твоего гроба, твои братья поскальзываются на грязной земле. Мы так похожи. Ты, третий ребенок, последний, самая юная. Ты и я, люди прошлого, чужие здесь, в этой отсталой, отравленной богом местности. Ты и я – два сапога пара. Оба потерпели поражение. Ты умерла, я превратился в тень. Я посмотрел вдаль: лес на холме, за ним начинается город.