Невеста зимнего духа - стр. 2
– И правда… – Катя поправила шарик, но он все равно не выровнялся. Тогда девушка заломила ветку вверх и та, хрустнув, застыла под углом в девяносто градусов. – Ну вот, теперь ровно висит.
– Это же не искусственная елка, у которой ветки гнутся, – напомнил я Кате.
– Да я не до конца ее сломала. Продержится.
– Что ж тебе ель то сделала? А если тебе так палец переломить? – возмутилась старая уборщица.
– Вы что, мне угрожаете? – удивилась Катя. – Да мы сейчас на вас воспитателям пожалуемся! Или уйдем, так и не нарядив вашу елку до конца. А вас вообще уволят за некомпетентность и хамство!
Катя Голикова хоть и была человеком с большим сердцем и волонтёром с семилетнем стажем, частенько поражала своей бестактностью. Не меня, конечно, но остальных людей – да.
Вот и тетю Нюру поразила так, что у той даже рот приоткрылся от возмущения. Пару секунд замешательства, и уборщица недовольно заметила:
– Договоришься ты когда-нибудь, девочка! Придет за тобой Карачун и утащит навсегда в свое ледяное жилище. Он не любит тех, кто неуважителен. В особенности, к природе.
– Ага, конечно, – противно сказала Катя.
Махнув на нее рукой, уборщица потопала к выходу.
– Как-то жестко ты с ней, – заметил я, украшая елку мишурой.
– Кто бы говорил, – огрызнулась Катя. – Ты сам со всеми жесткий и противный. Ни разу за два года учебы не улыбнулся. Высокомерия хоть отбавляй. И только когда на Альку Логунову смотришь, хоть что-то в тебе меняется: взгляд становится другим, более тёплым. Градуса на 1,5.
– Правда?
– Правда. Я уже ни раз замечала.
Так это что же, Голикова за мной следит? Зачем же?
– А ты что, влюбилась в меня? – пораскинув мозгами, спросил я.
Щеки у Кати сразу же порозовели.
– Упаси боже! – чересчур громко произнесла она. – Кому ты нужен? С тобой ни поговорить нормально, ни посмеяться. Чурбан бесчувственный.
Спорить было бессмысленно. Из-за своей алекситимии я действительно был бесчувственным. Вернее, безэмоциональным. Врач сказал, что это из-за того, что у меня плохо развиты миндалины и посоветовал мне больше общаться со сверстниками и есть миндаль, который якобы стимулирует рост миндалин. Вот только я рос в глухой деревне, где из моих ровесников было всего три человека, которые не хотели иметь со мной, странным сиротой, ничего общего. И на орехи у меня аллергия.
После смерти мамы, которую я совсем не помню, так как она умерла, когда я был младенцем, заботиться обо мне стал папин брат – дядя Слава. Хотя, заботиться – это сильно сказано. Лет до пяти он худо-бедно вырастил меня, а после этого дяде Славе было плевать на меня. Он увлекся алкоголем, и не обращал на меня внимания, так что я был полностью предоставлен самому себе.