Невеста тирана - стр. 26
7. Глава 7
Джулия все время смотрела в окно, приподняв суконную шторку. Редко доводилось видеть, как просыпается город. Ее город. Именно сейчас она как никогда остро ощущала, что являлась его частью. Нет, не так — это город являлся частью ее самой. Важной и очень дорогой. Джулия уедет, а город останется, даже не ощутив потери. Она сама, сестра владетельного герцога, сейчас была не значимее молочницы, которая проталкивалась в утренней толпе со своей скрипучей тележкой, стучала в запертые двери и громогласно возвещала:
— Молоко! Свежее молоко!
Так хотелось остановить карету, послать Альбу к молочнице, чтобы та продала кружку еще теплого молока. Джулия только сейчас осознала, что сегодня не проглотила ни крошки. Даже не задумывалась об этом. Впрочем, не была голодна и теперь, будто желудок уменьшился до размеров наперстка. Как же все это было не важно…
Лимоз еще никогда не казался настолько красивым. Даже нищие кварталы, по которым проезжал экипаж, будто умылись розоватым утренним светом, преобразились, задышали. Нянька Теофила иногда говорила, что Безликий бог порой так наказывает: позволяет что-то, наконец, узреть или понять, чтобы тут же отобрать. Наказывает тех, кто слеп и неблагодарен.
Джулия снова и снова видела перед глазами Теофилу с зажатым в руке узелком. Ее решительно сжатые губы, зареванное красное лицо. Джулия многое бы отдала, чтобы нянька могла поехать вместе с ней. Какая бы это была радость, какое облегчение. Но это было невозможно. Теперь главное, чтобы Амато не обозлился на Теофилу, оставил в покое.
Джулия оторвалась от окна, погладила Лапушку. Зверек успокоился, пригрелся и безмятежно посапывал на коленях, прикрыв глаза. Но огромные уши стояли торчком, порой подрагивали. Даже во сне Лапа никогда не терял бдительность. И внутри сжалось. Тот краткий миг, когда брат выхватил Лапу из ее рук, едва не оборвал сердце. Джулия не смогла бы это пережить. Лапушка оказался бы последней каплей. Значение этой утраты сложно было бы описать.
Когда-то она прочла одного философа, который рассказывал о правившем в стародавние времена короле. Тот потерял любимую жену, но в скорби не пролил ни слезы, сохраняя королевское достоинство. Потом потерял сына, но тоже стойко перенес свое горе. Потом лишился дочери. Но когда умерла собака, единственное любимое существо, которое у него осталось, король ослеп от рыданий, оплакивая все свои утраты.
Если бы брат лишил Джулию Лапушки, этот отъезд оказался бы невыносим. И поступок Соврано отозвался в груди странным непрошеным теплом. Почему он это сделал? Ведь не мог же он разглядеть, сколько этот зверек значил для нее. Впрочем, это было не важно.