Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник) - стр. 52
– Ба-арин!..
– А-ах!. Ты?.. Это ты? – теряется на момент Наталья Ивановна.
В дверях показывается тем временем казачок Лукашка, у которого запыхавшийся, глупый вид, а Николай Афанасьевич качает головой, говоря:
– Каковы, а?
И вдруг он меняет этот укоризненный тон на вдохновенный:
– Я вам сыграю из Гайдна! Это вот… это вот, слушайте, это – Гайдн.
И начинает играть с большим увлечением.
Наталья Ивановна, поднимаясь с постели, быстро отбросив одеяло, кричит:
– Довольно! Довольно я тебя здесь терпела! Завтра Афанасий Николаич едет в Полотняный Завод, и ты с ним вместе поедешь! Довольно!.. Раз я никак здесь не могу добиться над тобой опеки, зачем ты мне здесь? Не нужен ты мне здесь совсем! Довольно!
– А мне, барыня, как? Тоже прикажете собираться? – вполголоса, около самого уха ее говорит Терентий.
– Нет, ты останешься здесь! Ты останешься!.. – кричит она властно. – А барина сейчас же уведи в сад!
Казачок Лукашка, все еще стоявший в дверях, вдруг опрометью бросается прочь; Николай Афанасьевич продолжает тихо играть на флейте, покорно двигаясь к дверям под руку с Терентием, а Наталья Ивановна, расширив глаза и ноздри породистого, с лёгкой горбинкой носа и тяжело дыша, глядит им вслед.
Глава седьмая
В имении соседки Пушкина по с. Михайловскому, но не в Тригорском, а в Малинниках, в октябре того же 1829 года теплым и тихим вечером около дома сидят на скамейках за круглым зеленым столом, на котором самовар, одетые по-осеннему, но с открытыми головами, Пушкин, Осипова и дочери ее Анна и Евпраксия, которую сокращенно зовут Зизи. Деревья стоят уже голые, зато много опавших листьев на дорожках около куртин с цветами, побитыми заморозками.
Полная, низенькая, с заметно выпятившейся пухлой нижней губой, Осипова говорит Пушкину:
– Все приказчики, и все управляющие, и все ключницы воруют, Александр Сергеич!.. Это общее правило!.. Чуть только помещикам некогда управлять имениями, а еще лучше, когда они живут в столицах или где-нибудь служат, то управляющие отлично этим пользуются – кто себе враг? Ваш, конечно, тоже наворовал порядочно вообще… А уж пока вы ездили на Кавказ, тем более!
– Черт с ним!.. – рассеянно отзывается Пушкин. – Иметь дело с мужиками, с покосами, с четвертями ржи – ведь это такая дьявольская скука, что пусть его лучше ворует, только бы я об этом не слышал!
– Конечно, так, дорогой мой Александр… Сергеич, однако же ведь проценты в ломбард вносить надо! – напоминает Осипова. Но Пушкин, оглядываясь кругом, отвечает:
– Тоска!.. Какая тоска! Я думал, что вот приеду сюда, и как рукой снимет, – нет, тоска!