Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник) - стр. 46

Но Пушкина это несколько оживляет. Он веселеет. Он замечает:

– Нет, отчего же! Странницы – это хорошее средство от зубов. Я сам, даже не страдающий зубами, все-таки люблю слушать этих бродячих старух… и стариков тоже.

Но старшая из сестер Гончаровых блюдет в доме то, что принято считать хорошим тоном.

– Так вы не хотите кофе, г-н Пушкин? – спрашивает она. – Тогда, Катерина Алексеевна, нужно, чтобы убрали тут все!

Екатерина Алексеевна уходит, захватив с собой кофейник и сливочник. Потом входит горничная с большим подносом и забирает чашки и прочее. Входит Натали из спальни матери и говорит, краснея:

– Г-н Пушкин, мамáа́ просит вас к себе… Она извиняется, что не может выйти сюда.

При этом Натали поспешно отворяет дверь в спальню и пропускает туда Пушкина, сама оставаясь в столовой, которая по уходе Пушкина постепенно пустеет.

Пушкин, войдя в спальню, делает от дверей почтительный поклон.

– Здравствуйте, г-н Пушкин!.. Александр Сергеевич? Так, кажется, вас зовут? Садитесь вот сюда, ближе ко мне… Простудилась немного, и зубы что-то… Уж извините, – голосом женщины, которая не нуждается в том, чтобы ее извиняли, говорит Наталья Ивановна.

Пушкин, подойдя к ее постели, целует ее руку и садится на один из стульев, отставляя к стене другой. Он делает это безмолвно, и Наталья Ивановна спрашивает его:

– Все-таки вы что-то долго пробыли на Кавказе! Ведь вы уезжали, кажется, зимой?

Пушкин старается быть гораздо более почтительным с матерью Натали, чем мог бы быть почтителен с главнокомандующим русской армией в Турции.

– Весною; месяцев пять назад я уезжал… Я долго пробыл у графа Паскевича в действующей армии… Делал с ним походы в Турцию… При мне был взят Арзрум… Это очень по-тамошнему большой и важный город. Но я там, в Азии, очень соскучился по России, по Москве, а больше всего по той, которую я хотел бы… иметь право назвать своей невестой! – При этих словах он подымается и наклоняет голову.

Однако такое непосредственное стремление к цели визита не нравится Наталье Ивановне.

– Присядьте, присядьте… Александр Сергеич!.. Такие вопросы так вот сразу не решаются, – говорит она сухо и даже насмешливо. – Вы уже не так молоды, чтобы этого не знать. Вот у вас и морщины, кажется, показались – от непоседливой жизни, разумеется, и от трудов поэтических… Так что вы должны обсудить это холодным рассудком, а не, как зеленый юноша, бросаться очертя голову… Хотя вы, должно быть, и очень состоятельный человек, а все-таки…

Пушкин чувствует иронию в этих последних словах, и она бьет его, как кнут наездника горячую лошадь.