Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела - стр. 184

Инсультам все возрасты покорны – дети и старики, юноши и женщины.

Комплекс упражнений Циммермана – Машкова: лечебная гимнастика по укреплению вестибулярного аппарата, общая гимнастика без приседаний. Спать ночью, не пить и не курить.

– Как Вы мне ставите клизму?! Я научу Вас честно относиться к своим обязанностям!

О. Т.: Вы уже ходите. (Через две недели.) Я: (скромно): Да, хожу. О. Т.: Ну вот, можно немного ходить.

Раненые градусники с резиновыми повязками.

Мы, как и в Древнем Риме, – ложимся только обедать и ужинать.

Новая рифма рождает новое сравнение.

Ему все казалось, что за одну руку и ногу он привязан кем-то к кровати, и он бился, бился до утра. И только поняв, что это инсульт, паралич, он заснул.

Жизни в искусстве учит только смерть.

Институт поделен, как подводная лодка, на отсеки. Отсек острого инсульта.

Буфет – раздаточная.

В физиотерапевтическом отделении лечебные процедуры не делаются, а отпускаются.

Тихий час – бывший мертвый час.

Врачи приходят и уходят, а больные остаются.

Одинаково одиноко.

Профессор был худенький и маленький, и врачи старались, чтобы ему тоже было видно, как бьется больной. Он то подходил ближе, то отходил дальше, не прикасаясь к больному, прищуривался на больного, как художник перед мольбертом. Наконец, уловив что-то в лице больного, профессор отдал распоряжение, неслышно что-то шепнув, и сейчас же огромная сестра присела у кровати и стала брать шприцем густую темно-красную кровь из вены больного. Сестра была неправдоподобно большая, и, даже согнувшись вдвое, она была больше профессора.

Врачи все теснились, все новые входили в комнату, это был институт, где много врачей было на практике, а так как это был институт столичный, то среди врачей был и фотограф, занявший самое удобное место. Наведя объектив на больного, он небрежным жестом позволил и профессору войти в поле фотообъектива и только тогда сделал снимок.

Профессор подтвердил диагноз и вынул иглу, чтобы еще исследовать чувствительность пораженной руки. Но заголив рубашку и увидев, что рука, плечо сплошь в красных точках от уколов, которые были сделаны в это, рекомендованное профессором место дежурным врачом приемного покоя, профессор завернул рукав и спрятал иглу.

Профессор вышел, а за ним вышли толпой, наступая друг другу на ноги, врачи, все старались пропустить вперед маленького профессора.

И все забыли больного, который через минуту стал биться и кричать, но только минут через десять случайно забежавшая туда лаборантка увидела его и стала держать ему бьющуюся голову.

Больной, ему было 72 года, и пышные седые волосы разлетались нимбом по всей подушке. У него было кровоизлияние в мозг и сердечная слабость, и он послушно лежал пятые сутки на спине. Он цеплялся за жизнь, даже когда ему было разрешено ходить, басил доктору: «А если я еще немного полежу, не буду вставать, ведь лучше будет, а?»