Непростые смертные - стр. 22
*
Бой. Святогорич падает в седле, избегая стрелы, на полном скаку, идущий следом Кирыч едва успевает посторониться, уловив свист пронзаемого воздуха. Зычный голос сплёвывает заслуженную брань, Святогорич только смеётся в запале, раскрутившая меч рука сносит голову стрелку. Старшины, выкинув эпизод из голов, несутся дальше, всегда первые, безбашенные, словно смерть сзади, а не спереди, но она уже везде… Отчего коней жальче людей? Оттого ли, что люди выбрали не покоряться, а коней никто не спрашивал?
Постаревший Ибор не суётся в свалку, внимание больше двух противников уже заставляет пятиться. Ивар держится с Хайком и Хизмутом, скорее в их тени, чем наравне, страхует от шальных ударов. Противники и боятся их и мечтают срезать двух берсерков – вокруг них плотные кольца атакующих. Разрубив кого-то Хайк испускает утробный леденящий рык, Кирыч отвечает на него потусторонним хохотом. Глаза людей, всего лишь людей, округляются непреодолимой паникой – они не знают, как показать, что больше не смеют стоять на пути у войска…
Ивар едва удерживает коня, не дав затоптать коленнопреклонных…
*
Ивар, морщась от боли, прощупывает левое запястье.
– В реку опусти, – советует Хайк.
Ледяная лента пробегает под склоном холма, на котором молодые мужчины устроили ежедневную разминку. Светлый принимает любой совет, брошенный без издёвки. Хайк искренен. Изо дня в день махаться с Иваром интереснее, он слушает и смотрит очень внимательно. Братьям это начало льстить. Ивар поднялся из разряда куклы для битья в домашние любимцы, которые уже живые, которых уже жалко попортить, и они даже почти имеют право обидеться на жестокое обращение. Так Ивар думал в тяжёлые минуты хандры, но уже научался с ней бороться…
Рука скользнула в жидкий лёд рыбкой, там Ивар позволил ей задрожать. Удар Хайка выбил оружие из неумелой ещё руки. Пытаясь удержать его и уже сознавая, что сил не хватит, Ивар неудачно принял импульс на перекрутившееся запястье. Хайк переоценил его – это рождало не униженную обиду, как раньше, во время издёвок, а недовольство своей слабостью, а тут уже было понятно, к чему стремиться и с чем бороться, вместо того чтобы снова и снова без надежды на изменение прокручивать своё падение в лихорадке и клясть судьбу матом.
Хайк не умел лицедействовать, лицо его не было мимически одарено, эмоции выдавало искренние, но не очевидно, приглушенно. Ивар насмотрелся на него достаточно, чтобы распознать вину.
Ибор не распознавал. Глаза исхудавшего, посеревшего и обездоленного отца пристально впились в Хайка, губы стянулись в линию. Он смотрел слишком издали, чтобы тёмные уловили угрожающее напряжение, а Святогорич занимался обедом, утопая в дыму сырой растопки.