Непридуманная история Комсомольской правды - стр. 43
– Сто, – ответил я скромно и честно, занюхивая стопарик долькой лимона. И я не лукавил. Я в самом деле пережил едва ли не самое интересное приключение в своей жизни. Наутро я проснулся знаменитым. Мой сериал про Британию вышел сериалом в двенадцати номерах газеты, был подхвачен английскими коллегами, переведен на английский язык и опубликован в газете Guardian. Материал обсуждали в Парламенте Великобритании, по итогам был принят Закон об ужесточении правил въезда иностранных граждан в страну. Меня пригласили поболтать на BBC, на «Радио России», на телевидение в программе Малахова и у Арины Шараповой. А как бонус в коридоре редакции ко мне подошла юная красавица журналистка, на которую я давно уже «глаз положил», и сказала просто, с нотками нежной страсти в голосе:
– Я так смеялась, когда читала… Ты просто – гений….
– Так это… Ну… поехали тогда ко мне, – охотно поддержал я восторженное признание.
Впервые в моей жизни апрель растянулся на три месяца, и это не угнетало меня, впрочем, как даже если бы он сократился до одних суток. Я пытался бессовестно обмануть время, и у меня получилось. Меня не мучила совесть. Ведь это был безобидный обман, розыгрыш. Время ничего не потеряло, а я приобрел Веру в Себя, в Бога и в торжество справедливости. Мои труды, бдения и похмельные радения были вознаграждены.
Мы сидели с обозревателем отдела информации Сашкой Е. в популярном журналистском кафе на углу улицы Правды и легитимно бухали. Из колонок негромко доносилась музыка: увертюра к «Манфреду» Шумана, «Я – бамбук» Буйнова, «Виновата ли я?» Баскова. За соседним столиком сидели две пьяные толстушки, судя по лексике, поэтессы, пили водку и громко так беседовали о Боге:
– Тут я, блять, пересралась. Думаю, все! Пиздец! Стала молитвы читать. Блять! Трясусь вся!
– А чего трясешься?
– Обосралась! Чего! Читаю «Отче наш»! Потом «Богородице сердце радуюсь…» Раз десять прочитала! Охуеть! Представляешь? А малой сидит, блять, кашу всю разлил на одеяло. Блять! Я застирывать!!! Охуеть!
– А мне кот в тапок насрал! Я его этим тапком по ебальнику: на! На! Сука! Он, блять, под койку! Я его шваброй: на, сука! На!
После британской языковой изоляции я, словно музыкой, словно шумом моря и пением птах, наслаждался посконной, родной, любимой русской речью, по которой тосковал ровно как по березкам, как по водке с огурчиком, по кряжистой, рябой русской бабе с коромыслом, как по простому, русскому, человеческому общению. Словесная диарея охватила меня. Я не мог наговориться на родном языке. Я упивался им, и не только им одним!