Неправильный боец РККА Забабашкин - стр. 10
Пришлось позвать командира.
– Товарищ Воронцов, ком цу мир. Те, кто нам не нужен, уже в адском котле варятся. А один пока живой. Всё как мы с тобой и планировали.
Чекист поднял глаза, и от удивления они расширились, а брови взлетели вверх.
Он постоял с полминуты и, покачав головой, побрёл ко мне.
Я же в это время собрал трофейное оружие в кучу и положил его на край телеги. А затем, посмотрев на серую в яблоках лошадь, вздохнул.
– Привет тебе, не Манька.
– Почему не Манька? – держась за голову, поднялся и присел оставленный в живых полицай. И огорошил меня: – Её как раз Манька зовут.
– Да? – удивился я и погрозил пленному кулаком: – А ну молчать, вражина, а то хуже будет! Отвечать будешь только тогда, когда спросят.
Да-да. Я знаю, что вызывать у и так уже испуганного пленного чувство ещё большего страха – это неправильно. Но варианта другого не было. Пленный, он же «язык», в данном конкретном случае должен говорить нам только то, что мы хотели от него слышать. И никто с ним миндальничать, обмениваться шутками и дружить не собирался. Я отдавал себе отчёт в том, что за личиной этого старика с благородной сединой скрывается самый настоящий враг и сволочь, которая помогает уничтожать наш советский народ. А потому и никаких иллюзий я испытывать не собирался, равно как не собирался испытывать и проявлять жалость к предателю.
Ну а для того, чтобы «язык» честно отвечал на все вопросы, ему следовало объяснить, что жизнь он свою может спасти только одним способом – чистосердечным раскаянием и ответами на все интересующие нас вопросы.
Во всяком случае, так у него появится хотя бы призрачный, но шанс, оказавшись в плену, продолжить своё жалкое существование. В противном случае, если он не будет сотрудничать и начнёт упираться, шанс выжить у него быстро становился равен нулю.
Жестоко, конечно. Но если мы вспомним, с какой швалью имеем дело и что они творили и творят на оккупированных немцами территориях, то ни о какой жестокости в их отношении речи вообще идти тогда не может. Только необходимость.
Оскалился и навёл на предателя ствол винтовки:
– Ну всё, теперь настал твой черёд. Тебе конец!
– Стойте! Подождите! Не стреляйте! – ожидаемо закричал тот, поднимая руки вверх, а затем неожиданно продолжил: – Набат! Набат!
– Что? Что ты несёшь? – засмеялся я. – Изображаешь из себя сумасшедшего?
Смех мой звучал действительно не очень грациозно, больше напоминая карканье, что, в общем-то, с визуальным эффектом в виде умотанного бинтами лешего в траве и ветках должно было производить нужное впечатление для запугивания противника.