Непокорная фрау Мельцер - стр. 73
Элизабет не могла разглядеть лицо Себастьяна в полумраке, но знала, что сейчас он изо всех сил пытается взять себя в руки. Известие о том, что в Вифлееме не бывает метелей и отрицательных температур, было бы слишком разочаровывающим для романтических представлений дам.
– Вы в порядке, Элизабет? – тихо спросил он вместо этого.
– Немного шатает, но уже лучше.
О, теперь она была умнее. Он протянул ей руку, и она вцепилась в нее, позволив ему осторожно провести ее вокруг заснеженной тачки, которую кто-то оставил на дорожке. Как он был внимателен. И как весело он говорил сейчас – совсем не так, как наверху, в библиотеке, где обычно взвешивал каждое слово. Эта ночная прогулка открыла шлюзы, которые в остальное время он боялся распахнуть.
– В детстве я часто ходил по заснеженным лесам в темноте… От нашей деревни до гимназии в городе было далеко. Дорога туда занимала два часа, а обратный путь шел в гору, и у меня уходило на полчаса больше.
– Это действительно очень тяжело. Значит, у вас не было времени на выполнение домашних заданий.
Себастьян уверенно шел впереди, и теперь она видела, что он задумчиво улыбается, погрузившись в воспоминания. Видимо, он думал о счастливых, полных лишений днях детства.
– Зимой часто не хватало света. Свечи были дорогими, а газа у нас не было. Я обычно сидел у огня на кухне и пытался разобрать цифры и буквы в тетради при красноватом отблеске углей.
Впереди Георг Кункель звонким тенором затягивал рождественскую песню «О, как радостно». Некоторые присоединились, но ко второму куплету пение поутихло, большинство забыли слова. Госпожа фон Трантов стонала, что не надела шерстяные носки и отморозит пальцы ног.
– Летом на первом месте стояли полевые работы, – рассказывал Себастьян, не обращая внимания на остальных. – Полоть сорняки, жать зерно, заготавливать сено, молоть, пасти скот… В десять лет я перетаскивал мешки с зерном на чердак, в двенадцать мог пахать и бороновать землю. Мы делали это с коровами – лошадь была по карману только богатым.
После окончания средней школы ему пришлось отказаться от своей большой мечты стать миссионером – родители больше не могли оплачивать учебу. Тогда он поступил в учительскую семинарию. Десять лет он преподавал школьникам в Финстербахе под Нюрнбергом, а потом началась война. Себастьян Винклер был призван в армию одним из первых.
– Война, Элизабет, не должна была случиться… Я дал им образование, я научил их писать и считать, я старался как мог, чтобы сделать из них порядочных и честных людей. Но вместе со мной в армию призвали и семерых моих бывших учеников. Им было по семнадцать, кому-то едва исполнилось восемнадцать, трое работали на мебельной фабрике, двое на хуторе родителей, один даже успел поступить в гимназию в Нюрнберге – хотел стать священником, умный и послушный мальчик….