Неотправленные письма - стр. 17

, некогда списанный и ожидавший разделки, но с началом нападения Украины на Донбасс бережно восстановленный донецкими мастерами, накрыл батарею украинского майора-убийцы Субботы, уничтожив машины и весь их экипаж.

Антон Березин был когда-то одноклассником Надежды. В школе успевал средне, чтобы не сказать – плохо. Был школьным хулиганом – заводилой. Рано пригубил спиртное.

Потом Антон отслужил в армии – где-то на Камчатке, в береговой артиллерии. Вернулся из армии – окончил транспортный техникум, работал на линии Москва – Одесса. Пару раз впадал в запои, потом женился и очень долго держал себя в руках, но в конце нулевых опять начал пить. Жена от него ушла, детей у них не было. А в четырнадцатом Антон ушел в ополченцы одним из первых. Пить бросил, даже не курит. И на деле доказал, что артиллерист он, что называется, от Бога. Вот и дали ему списанный «Пион», а он довел пушечку до ума. САУ[21] «Пион» – она ведь по дальности стрельбы и с реактивной артиллерией потягаться может…

– О чём задумались, Наденька? – еще один колхозный ветеран, дед Лукин, опираясь сухонькой рукой на трость, стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Дмитрий Васильевич когда-то был школьным учителем и вел кружок «Умелые руки» в соседнем посёлке, но потом вышел на пенсию, по возрасту, хотя, скорее, по здоровью – на одном глазу у него была катаракта, зрение стремительно ухудшалось, а украинские врачи заломили за операцию такую цену, что Дмитрий Васильевич даже расплакался.

Владимир Григорьевич, узнав о проблеме односельчанина, решил ему помочь и нашел в России офтальмологическую клинику, где Дмитрия Васильевича согласились прооперировать. Теперь он уговаривал Лукина поехать туда на обследование, но Дмитрий Васильевич пока на это не решался.

– Да так, – отмахнулась Надежда, взяв один из пакетов, предназначенный Лукину. – Вы, Дмитрий Васильевич, как, на операцию еще не решились?

– Все раздумываю пока, – смутился Лукин.

– Да что тут думать? – пожала плечами Надежда. – Делать надо! Катаракта – она ведь прогрессирует. Вот удалят вам ее – и будете видеть, как прежде.

– Знаешь, Надя, – сказал Дмитрий Васильевич, – я больше всего тоскую по работе. По деткам своим. По кружку. Когда ты показываешь то, что умеешь делать, а они смотрят с таким любопытством. А как у них загораются глаза, когда у них самих что-то получается!

– Вот и вернетесь в школу, – продолжала агитировать Надежда Витальевна. – Учителя сейчас Донбассу очень нужны. И кружок свой восстановите.

К лицу Дмитрия Васильевича прилила краска. Должно быть, ему стало стыдно за свой страх. На словах он это тут же подтвердил: