Неоконченный пасьянс - стр. 34
– Ключи у тебя были от квартиры Барклай?
– Ключи??? – опешил Дмитриев. – Отродясь никаких ключей от господских квартир в руках не держал!
– А не слыхал ли ты от Надежды Толпыгиной, что барыня её собиралась уехать на несколько дней?
– Нет, про то мы не разговаривали. Не было у нас обычаев хозяев обсуждать. Меня отец учил: справный работник о хозяине не говорит. Вот и мы с нею о хозяевах не разговаривали. Надя всё про сапожки тараторила, которые в обувной лавке присмотрела, всё звала, чтоб пойти примерить. Но я не мог отлучиться. Хозяин того не любит. Кто ж знал…
– Ладно, Влас, хорошо. Мы твои слова живо проверим. А покуда посидишь в кутузке. Спешить тебе всё равно особенно некуда: сегодня тебя ещё следователь будет допрашивать «под протокол». Если твой рассказ подтвердится, спать отправишься к себе домой.
– А вы что же, правда подумали, что это я свою невесту убил? – голос Власа задрожал от сдерживаемой обиды. Он возмущенно подался всем корпусом вперед, словно непременно желая заглянуть в глаза Ивану Дмитриевичу.
– Что я подумал, тебе того лучше не знать! – резко ответил Путилин. – Жизнь – штука с одной стороны хитрая, а с другой – очень даже простая. Всякое бывает. И ревность, и обида, да и люди тоже все разные.
После того как Дмитриева увели конвойные, Путилин опять откинулся на спинку кресла и задумчиво пробормотал:
– Учить я вас не буду, что делать сами знаете. Слова Власа – проверить. Если окажется, что он действительно всё утро был безотлучно в магазине, то его надо отпускать. Эх, как нас задерживает то обстоятельство, что нельзя поговорить с госпожой Мелешевич.
Едва он успел закончить фразу, как в дверь постучали и на пороге появился секретарь. На самом деле его должность в «штатной росписи» Управления называлась непонятно и витиевато – «журналист Сыскной полиции», но к литературе его род занятий не имел ни малейшего отношения. Этот человек вёл «журнал происшествий», регистрировал входящие сообщения, готовил сводки и всё это надлежащим образом архивировал; строго говоря, его следовало именовать «референтом» или, на худой конец, «архивариусом». Поскольку все эти профессии для полицейского уха звучали не просто неуместными в этих стенах, а прямо-таки оскорбительными, «журналист» именовал сам себя «секретарём его высокопревосходительства Начальника Управления Сыскной полиции».
– Прошу прощения за беспокойство, но на ваше имя, ваше высокопревосходительство, поступило телеграфное сообщение, – важно сообщил он. – Передано-с полицейским шифром из Боровичей.
Путилин жестом подозвал секретаря, принял из его рук бланк.