Ненависть - стр. 45
– Уже вы нам, будьте милостивы, укажите, когда и что начинать, – раздались голоса.
– Мы вам поверим, и мы с вами, как вы с нами!
– Вот сейчас… скоро Рождество… У людей будут елки, а у вас?.. Тот же холод и голод, та же нищета. Так пусть у всех будет одинаково. Пусть, если Христос родился – для всех одинаково родился… А если не так – не надо и самого Христа…
Володя чувствовал, как накалялась атмосфера, как сильнее дышали груди и чаще раздавались выкрики с мест.
– Веди нас!
– Побьем, погасим и самые елки! К чертовой матери буржуазные елки.
– Коли пожалел трудящего человека – мы тебе верим. Мы с тобой.
– Хотя и на расстрел за желанную свободу!
В эти мгновения величайшего подъема и разгара страстей вдруг кто-то сзади каким-то жалобным, заячьим голосом крикнул:
– Полиция!
Володя успел увидать, как широко распахнулись задние ворота мастерской, в темном их четырехугольнике показалось светлое серое офицерское пальто пристава, за ним толпа городовых в черных шинелях и сейчас же все фонари в мастерской разом погасли и кромешный мрак стал в ней.
Резкий голос раздавался из ворот.
– Эт-то что за собрание?.. А?!. Кто разрешил?.. Сейчас зажечь фонари! Никто ни с места! Проверка документов будет!
В темноте кто-то схватил Володю за руку и стащил его с паровозной площадки.
Володя очутился среди своих, среди членов исполнительного комитета. Кто-то, в темноте не было видно кто, вел их между каких-то станков, Володя спотыкался о рельсы, больно зашиб себе ногу о железный прут, узкая маленькая калиточка открылась перед ним, и он, а за ним и другие его товарищи вышли на свободу.
После мрака мастерской на дворе показалось светло. В глубоком снегу, среди сугробов лежал ржавый железный лом…
Их вывел молодой рабочий. Он тяжело дышал от волнения и сказал прерывающимся голосом:
– Самую малость, товарищи, обождите. Я схожу посмотрю, нет ли и за двором полиции.
Он исчез за вагонами, стоявшими на занесенном снегом пути. Они остались среди каких-то громадных паровозных колес, несколькими осями стоявших на рельсах. После нагретой толпой мастерской сразу показалось холодно. Володя поднял воротник пальто. Ноги его стыли в снегу.
В мастерской загорелись фонари. Стеклянная крыша осветилась. Ни одного звука не доносилось оттуда.
– Я знаю, кто нас выдал, – сказал Драч.
– Ну?.. – сказал Малинин.
– А Далеких… Рабочий. Я давно до него добираюсь…
– Далеких?.. Сомневаюсь… Он же старый партиец, – сказал с видимым неудовольствием Малинин.
– А по-моему – давно в охранной, – злобно сказал Драч.
– Зачем так говорите, – сказал Гуммель.